У меня перехватило дыхание, когда мы уставились друг на друга. Конечно, люди и раньше комментировали мое ожерелье. «Какая красивая женщина», ― говорили они, или «Какие яйца у этой женщины», но никогда не произносили ее имя с таким благоговением, как будто он чувствовал то же, что и я, как будто знал, была ли она мужчиной или женщиной, не имело значения. Могущественное существо. Я впитывала его слова, его зачарованный взгляд на эту женщину и впервые в жизни подумала, что хочу, чтобы мужчина так смотрел на меня. Мне хотелось, чтобы темный мужчина, полный тайн и глубины, смотрел на меня так же, как Ром смотрел на мое ожерелье.
― Она ― напоминание о том, что кто-то, даже такая, как я, может стремиться стать ей, даже когда все шансы против него, ― сказала я.
― Или, может быть, о том, кем ты уже являешься, ― прошептал он, и его рука не покинула мою шею. Ром потер мою ключицу, как будто знал меня, как будто мы встречались в другой жизни, и он был уверен, что мы будем связаны в этой.
Мы услышали громкий хлопок внизу, и он отдернул руку. Я сразу почувствовала потерю тепла его кожи на своей, но была слишком обеспокоена своим отцом, чтобы оплакивать это.
Я бросилась к лестнице. Бастиан и Кейд последовали за мной. Ром появился через минуту, как будто не торопился со всем в жизни. Мы сгрудились наверху, притихли, потому что знали, что наши отцы не звали нас, что они не хотели, чтобы мы были посвящены в их разговор.
― Даги, ты знаешь, что так больше продолжаться не может, ― умолял его Марио. ― Твоей девочке нужен отец, и ей нужна помощь. Ты собираешься позволить ей заботиться о тебе в одиночку?
Слышать правду вслух иногда больнее, чем держать ее в себе. Мой папа умирал, и все здесь знали об этом. Эта болезнь разъедала мозг и не давала выхода. Единственная мечта, которая у меня была сейчас, ― чтобы кто-то сделал его проживание более комфортным, чем могла это сделать я. Я наклонилась ближе к лестнице, внезапно почувствовав больше надежды, чем за последние месяцы.
― Я не хочу, чтобы она когда-либо принимала в этом участие, ― ответил мой отец мягким голосом, который он перенял, с тех пор как болезнь взяла верх. ― Я же тебе говорил. Ты уважаешь это. И уважаешь единственное, что у меня есть.
― Я всегда уважал это, ― парировал Марио. ― Но я просто пытаюсь помочь.
― Ты пытаешься контролировать. А ты не контролируешь мою жизнь. Мы заключили эту сделку давным-давно.
Я услышала глубокий вздох и череду проклятий, прежде чем он снова ответил:
― Она окажется в приемной семье. А это прямая дорога в секс-торговлю. Раньше я имел дело с половиной здешних семей.
― Я буду строить планы с кем-нибудь. ― Голос моего отца надломился.
Я опустила голову и сжала кулаки.
Плечо Рома врезалось в мое.
― Спокойно, Клео, ― прошептал он. ― Еще не время драться.
В тот момент я решила, что буду бороться с Ромом вечно. Он не имел права указывать мне, когда защищать тех, кого люблю.
― Вам всем нужно уйти. Этот стресс не идет ему на пользу. А нам здесь просто хорошо. ― Я чуть не задохнулась от этих слов, зная, как много выторговала бы у любого существующего бога, чтобы спасти своего отца.
― Я в этом не сомневаюсь, ― проворчал Ром себе под нос.
Он действительно в это верил? Неужели Ром думал, что мне будет хорошо без моего последнего оставшегося родителя? Без мужчины, который пел мне колыбельные, когда я плакала в детстве, и все еще укрывал меня по ночам, пока боль в его теле не стала слишком сильной? Теперь я укладывала его спать, пела ему колыбельную, как он делал это для меня. В те ночи, когда он быстро засыпал, я плакала от радости, что хоть немного утешила его. Но в большинстве случаев видела страдальческое выражение лица отца и понимала, что от меня мало толку. Тяжесть одинокого мира тянула мое сердце вниз, на дно океана. Без папы я была никем. И без единственного человека, который меня понимал, никогда, никогда не смогу найти способ обрести себя.
Голос его дяди пронесся по лестнице, подтверждая то, что мы уже знали.
― Даги, у тебя больше никого нет. Вы с маленькой девочкой одни. Никаких планов строить не надо.
― Да будет так, ― прохрипел отец.
Я рванула вниз по ступенькам, но Ром схватил меня за руку.
― Не надо.
Я судорожно вздохнула, стараясь, чтобы разговор между мужчинами внизу подошел к естественному концу.
Марио продолжил:
― Это не очень хорошая жизнь. Позволь мне помочь. Если бы ее мать была рядом…
Я схватила ожерелье, единственное, что, по словам отца, она оставила после себя.
― Ответ ― нет.
Я вздрогнула от окончательности слов отца. Мужчины внизу были правы. У нас больше никого не было, и у меня скоро вообще никого не будет, даже отца. Тем не менее, я доверяла суждениям отца больше, чем их.