— Но где и когда? Яне могу...
— Пожалуй, это лучше всего. Хилма, дорогая, вот наконец тот оттенок, который просто создан для тебя, — снова защебетала мать.
Хилма подошла к матери, пытаясь изобразить заинтересованность к выбору матери.
— Да, мама, очень красиво! — «Надо хотя бы выяснить, для чего предназначается эта материя!» — Думаю, из трех этот самый лучший.
— Я тоже так думаю. Даже если бы мы остановились на атласе, то и тогда мы бы не нашли удачнее. Эта ткань будет выглядеть богато при дневном свете и не будет казаться блеклой внутри церкви.
Только теперь до Хилмы дошло, что они обсуждают материю для ее подвенечного платья, и она вдруг испугалась.
Для миссис Арнолл это был такой волнующий момент, что она вовлекла в обсуждение даже нового знакомого.
— Подойдите, пожалуйста, к нам, мистер Вэйн, и как мужчина выскажите свое мнение, — она улыбнулась Баку. — Что вы думаете об этой ткани для подвенечного платья?
Наступила небольшая пауза. Затем с лукавой улыбкой он ответил:
— Неужели вы действительно хотите знать мое мнение о материи для свадебного платья мисс Арнолл?
— Естественно, — засмеялась миссис Арнолл, ^ если вы сами собираетесь скоро предстать перед алтарем, у вас уже должно составиться какое-то представление по этому поводу.
— Если так, то я полагаю, что мисс Арнолл будет выглядеть в нем изумительно, — медленно произнес он. — Но пусть где-то на платье будет что-то голубое... под цвет ее глаз...
— О, мистер Вэйн, у вас просто артистическое чутье, — с улыбкой объявила миссис Арнолл. — По-моему, это очень хороший совет.
Бак с улыбкой поклонился в ответ. Было ясно, что больше не следует затягивать эту «случайную» встречу. Он пожал руку миссис Арнолл и, оставив ее наедине с удачно решенной проблемой, ухитрился оттянуть Хилму немного в сторону.
— Милая, вы можете встретиться со мной завтра?
— Едва ли получится...
— Это совершенно необходимо. Я должен рассказать, что вам непременно следует знать, чтобы правильно вести себя с Роджером и не попасть впросак... Вам обязательно сегодня вечером встречаться с Роджером?
— Нет. Думаю, что смогу отменить встречу, сославшись на головную боль, и просто позвонить ему.
— Прекрасно, так и сделайте. И давайте встретимся завтра днем.
— Где? Прошу вас, быстрее. Мама снова собирается позвать меня.
— Там же, где мы с вами уже встречались, когда обсуждали проблему, возникшую с кузеном Мурхаузом. Прямо у ворот, снаружи. Я буду там на машине, и мы немного проедемся. Так безопаснее.
— Хорошо. В три часа. Нет... лучше в половине третьего. Сейчас так рано темнеет.
— Я буду там. И еще, Милая.
— Да?
— Кузину, честь которой вы спасли, зовут Лени.
На лице Хилмы промелькнула улыбка.
— А она в действительности существует.
— Нет, конечно нет.
— Но получила свое имя по австрийской семейной линии? Никогда в жизни не встречала более изобретательного лжеца, — смеясь сказала Хилма.
— Разумеется, — кивнул он. — Прирожденный авантюрист, — со сверкающей улыбкой приподняв шляпу, он направился к выходу.
Хилма вернулась к матери, чтобы сделать окончательный выбор материи на подвенечное платье и поскорее покончить со всем этим. Она уже порядком устала от хождения по магазинам и была взволнована от встречи с Баком йог того, что он ей сообщил.
По дороге домой мать сказала:
— Какой красивый и обаятельный молодой человек. Так это он женится на этой наследнице, Мурхауз?
— Да, мама. Из них выйдет очень приятная пара, — мрачно ответила Хилма. — Эвелин Мурхауз тоже красивая девушка.
— И он такой же богатый, как она?
— Нет, не думаю.
— — Что ж, человек не может иметь все, — резонно заметила миссис Арнолл. — Когда мужчина так красив и обаятелен, то было бы слишком требовать от богов, чтобы он был еще и богат. Кроме того, если верить слухам, то у нее с лихвой хватит денег на двоих.
— Да, — согласилась Хилма. — У нее хватит денег на обоих.
— А как он проницательно заметил, что в твоем свадебном платье должно быть немножко голубого... — Миссис Арнолл задумалась Не многие мужчины обратили бы внимание на такую деталь... во всяком случае, не случайный знакомый.
— Полагаю, что нет, — согласилась Хилма. Она была рада, что от нее требовалось только соглашаться, слегка меняя слова и интонацию, чтобы поддерживать разговор, и она могла предаться размышлениям о завтрашней встрече и о том, что скажет Роджеру сегодня вечером по телефону.
У нее было слишком мало информации, и ей следовало быть крайне осторожной, чтобы не сказать лишнего. В одном ей не надо было притворяться: от долгого хождения по магазинам у нее действительно так разболелась голова, что сегодня вечером она никого не сможет видеть.
— Бедный ребенок! — сочувственно воскликнула мать, когда она пожаловалась па головную боль. — Право, мне кажется, что я переношу всю эту суету гораздо лучше, чем ты. Но, разумеется, тебя это больше волнует. Я ведь только даю советы. А окончательный выбор приходится делать тебе. Но, ей-богу, Хилма, дорогая, я думаю, что ты очень удачно выбрала материю для свадебного платья.
Хилма, улыбнувшись, согласилась, а в душе с грустью подумала: неужели всем девушкам делается так тошно при одной мысли о свадебном платье?
— Я пойду позвоню Роджеру на случай, если он собирается сегодня приехать к нам, — сказала Хилма. — Было бы лучше, если бы сегодня никто не приходил.
— Позвони, дорогая. Он поймет. Ведь и вчера с вечера вы приехали поздно. Тебе лучше пораньше лечь спать. — И мать тактично вышла из комнаты, когда Хилма начала звонить Роджеру.
Набирая номер и дожидаясь, пока Роджер возьмет трубку, Хилма как бы снова переживала ту тревогу, которая охватила ее вчера при мысли о том, что ее брачные планы разрушатся. Но если она так волновалась, значит, она очень дорожит этим браком.
Это и естественно. Стоило только вспомнить роскошный дом Элтонов, чтобы осознать, как много значило для нее это замужество. Она размышляла о том, испытывает ли Бак к своему родовому поместью те же чувства, что и она, когда думает о будущем. Наверное, испытывает, раз ради этого готов...
— Хилма, дорогая моя! Это ты?
По голосу Роджера, она сразу поняла, что он приготовился униженно и долго извиняться за свои несправедливые подозрения. Ей стало ужасно неловко не только от того, что Роджер так искренне раскаивается, но и потому, что понимала, что не заслуживает его высокого мнения о ней.
— Да, я позвонила, чтобы спросить, собираешься ли ты...
— Да, моя дорогая! Я собирался. И не могу тебе передать, как я сожалею обо всем, что наговорил тебе вчера ночью и в чем подозревал. Хилма, дорогая, наверное, просто было поздно и я устал, очевидно, поэтому был таким подозрительным...
— Нет, Роджер, ты иначе и не мог реагировать. Пожалуйста, не вини себя, — с жаром сказала Хилма.
— О, нет. Я виню себя. Безусловно, виню. — У нее появилась странная мысль, что Роджер получает удовольствие от самобичевания. — Конечно, Вэйн мне все объяснил. Сказал, что не может допустить, чтобы на тебе лежала тень подозрения из-за твоего великодушия. Но, дорогая моя, я прихожу в ужас при мысли, что тебе пришлось обратиться лично к такому негодяю.
На мгновение она подумала, что он имеет в виду Бака. Но тут же поняла, что разговор перешел на Чарльза Мартина.
— Ну, ведь больше ничего не оставалось. — Она надеялась, что это прозвучало правильно.
— Бедная беспутная девчонка!
«Это, конечно, о несуществующей Лени», — подумала Хилма. И с удовольствием, которое мог оценить и понять только Бак, добавила несколько живописных подробностей:
— Что поделаешь, Роджер, она еще очень молода, просто прелестный подросток. Было бы ужасно допустить, чтобы какой-то негодяй испортил ей жизнь.