Сколько его сородичей полегло! Земля между деревьями была так плотно устлана трупами, что во время боя приходилось наступать на тела павших.
Рука наследного принца прочно срослась с мечом. Опускал ли он оружие хотя бы раз за последние трое суток? Арквэн устал. Жутко, дико, невыносимо. Устал терять товарищей. Бояться за жизни женщин и детей, запертых в горах Энведа. Живым щитом стоять между ними и страшной смертью.
Закрыть бы глаза и рухнуть без сил. Но нельзя! Нельзя! Кто, если не он, если не они?
Эльфийское королевство взяли в кольцо, Великую гору окружили со всех четырех направлений. Его отец, король Миримон Третий, отражал атаку со стороны моря, а его сыновья рубились здесь, в Мертвом лесу.
Лес и сам противился захватчикам. В воздухе хлестали белые корни. Подкарауливая врагов, они внезапно вырывались из земли и насаживали на себя демонов, как на пики, душили их в смертельных змеиных кольцах, перебивали хребты и сворачивали шеи. Но тени продолжали прибывать. Черные силуэты без лиц, текучие угольные тела без одежды и половых признаков, не мужчины и не женщины — кровожадные твари, чье оружие — когти и зубы. Их длинные руки были подобны древесным корням. Их ноги, загнутые назад, не касались земли. Их алые глаза, лишенные зрачков, пылали голодом и неуемной жаждой чужих страданий.
«Мы проиграем», — с ужасом думал Арквэн. И в исступленной ярости, полный мрачной решимости, начинал сильнее махать мечом.
Не сдастся. Не опустит руки. Будет биться до конца. До собственной гибели.
А демоны наступали, наползали на них полчищем бешеных крыс. Возникали будто из ниоткуда, из тьмы деревьев, из вороха древесных щепок, круживших в воздухе.
В миг наивысшего отчаяния, когда в победу уже не верил никто, над лесом в сумеречном небе пронесся гонец на белой крылатой лошади.
— Красный ворон повержен! — орал он во все горло. — Его Величество король убил Красного ворона! Победа близка! Осталось совсем чуть-чуть! Последний рывок.
И воины воспряли духом.
Их лица, покрытые грязью и кровью, посветлели. Сталь в руках зазвенела веселой песней.
Красный ворон убит! Победа близка!
Прекрасная весть открыла Арквэну второе дыхание. С еще большим рвением он начал крушить врагов.
— Осторожно! — вдруг раздался за спиной крик. — Арк, берегись!
Принц обернулся. Перекошенное от ужаса перед ним, близко-близко, возникло лицо его названого брата.
Арквэн хотел что-то спросить, но тут глаза друга распахнулись, черты исказила гримаса боли, бледные губы выпустили наружу надсадный хрип, и веер кровавых брызг вылетел из его рта, осев на лице шокированного принца. Из развороченной груди Сверра торчала черная когтистая лапа демона. Она пронзила его тело насквозь подобно мечу.
— Нет! Нет!!!
Друг закрыл его собой. Закрыл собой. Спас Арквэна ценой собственной жизни.
Разбудил Его Высочество стук в дверь. Вырвавшись из липких оков кошмара, Арквэн обнаружил, что задремал прямо за работой. Какой-то документ приклеился к его лбу. Спал принц, уткнувшись лицом в бумаги на столе.
Пока он спал, за окном успела сгуститься ночь. Сон еще тянул к нему свои призрачные щупальца. Перед глазами стояло изуродованное смертельной агонией лицо Сверра, в ушах эхом звенел собственный крик — вопль горя и невосполнимой потери.
Двести лет бок о бок, с самого детства неразлучные друзья.
В дверь снова постучали.
— Войдите, — принц поморщился от того, как хрипло прозвучал его голос, и прочистил горло. — Войдите, — повторил он громче.
Дверь открылась, и на пороге нарисовался эльф в серебристых доспехах королевского гвардейца.
— Простите за беспокойство, Ваше Высочество, — замялся страж. — Разрешите доложить.
Арквэн поправил растрепавшиеся после сна волосы. Ну и видок у него, должно быть.
— Докладывайте. Что случилось?
Раз его беспокоят в столь поздний час, пусть даже зная, что он не ложился, значит, дело срочное.
Глаза гвардейца забегали. Он нервно сглотнул, прежде чем сказать:
— Ваше Высочество, только что во дворец вернулся Его Превосходительство эйб-генерал Сверр Канаган.
Что?
Арквэн подумал, что до сих пор спит, что один его сон перетек в другой, только более реалистичный. Дрожащей рукой он потянулся к верхнему ящику стола, где лежал нож для вскрытия писем. Будто в трансе он поднес лезвие к ладони и надавил.
Кровь и боль. Не сон.