— А вот и вы, Корделия, — проговорила леди Морнингтон, неожиданно возникая перед нею. Ее доброжелательное лицо вдруг слегка нахмурилось. — Дорогая, с вами все в порядке? — спросила она. — Вы белее мела.
Корделия была рада ухватиться за этот предлог, чтобы уйти под предлогом нездоровья. Тем более, что и лжи тут не было: она чувствовала себя больной и разбитой. Но она не успела этим воспользоваться. Гиль уже приметил ее и решительно направлялся к ней.
Крепко взяв ее за руку, он с улыбкой сказал:
— Думаю, что Корделия страдает исключительно по причине голода. С самого приезда она ничего не ела.
Действительно, Корделия не успела позавтракать, а здесь она тоже не притрагивалась к еде, но, несмотря на пустой желудок, она и думать не хотела об этом.
— Я не хочу есть, — сказала она упрямо.
— Чепуха, — заявил он с не меньшим упрямством, подталкивая ее к двери гостиной. — Вам необходимо поесть. Советую начать цыпленком. А как насчет копченой форели?
Он наполнил ее тарелку всяческими яствами, нашел для нее стул — безупречно внимательный, гостеприимный хозяин дома. Корделия послушно заработала вилкой, с трудом проталкивая еду в глотку, что не укрылось от внимания Гиля.
— Да что с вами? — спросил он, присев рядом с ней. Сейчас он был настолько близок, что ей передавалось шедшее от него тепло и даже жар влечения, которое, как она точно знала теперь, ему никогда не удовлетворить.
— Ничего, — она слабо покачала головой. Не могла же она передать ему тот недолгий разговор, что состоялся у нее с Алисой.
— Неужели вы всерьез думаете, что я удовлетворюсь вашими отговорками? Что-то удручает вас. Куда это вы, кстати, пропали, сбежав от меня?
— Никуда я не убегала. Просто тот оборот, который приняла наша беседа, показался мне отвратительным, и мне захотелось глотнуть свежего воздуха. Я была в оранжерее.
— Отвратительным? — его явно зацепило это слово, и теперь он, продолжая улыбаться, мстил ей беспощадной откровенностью. — Послушайте, Корделия, как вы не любите правды. А она в том, что нас тянет друг к другу, тянет неудержимо! И это для нас обоих не новость. Я желал вас в тот день, когда вы вошли в мой дом в Ла Веге, и что бы вы ни говорили, я знаю, что вы испытывали то же самое. И дело не в моем тщеславии, это очевидный факт. Когда же вы решитесь?
Он хочет, чтобы я грела его постель, пока не надоем, думала она горько. Понаслаждаться со мной, а потом отбросить.
— Я не хочу быть с вами, Гиль, — сказала она. Он издал недоверчивый смешок.
— Вы просто трусите жизни, реальной жизни, — проговорил он. — И как долго вы намерены пользоваться трауром по отцу, чтобы хранить себя, как экспонат в стеклянной колбе? Неужели ваш отец мечтал о такой участи для своей дочери? Начните жить, Корделия. Кто знает, может, тогда вы снова займетесь живописью.
— Не желаю говорить об этом, — почти закричала она неожиданно низким голосом. — Что дает вам право читать мне лекции?
— Та же забота о ближнем, которая дала вам право напоминать мне о моих обязанностях в Ла Веге, — безжалостно изрек он. — Я всего лишь плачу услугой за услугу. Так что не стоит об этом, Корделия.
Она попыталась подняться, но он властным жестом положил руку на ее колено, так что она уже не могла уйти, не вызвав сцены, которая привлекла бы всеобщее внимание. И опять, как прежде, прикосновение его пальцев вызвало сладкую, тревожную дрожь, пробежавшую по всему телу.
— Дайте мне уйти, — прошептала она. — Я хочу вернуться домой.
Но еще с минуту он держал руку на ее колене, а взгляд его вонзился в ее глаза, призывая к повиновению. Она не поддалась взгляду и выдержала прикосновение, ничем не выдавая безумную, лихорадочную радость, охватившую все ее существо. Многолюдье мешало Гилю двинуть руку к ее бедру, но она почуяла, как ему хочется этого, и мощь его желания подарила ей такое эротическое переживание, что она еле смогла скрыть его.
— Дайте мне ключи от вашей машины, — сказал он.
— Зачем? — Она уже ничего не понимала, да и говорить могла с трудом.
— До ворот, где стоит ваша машина, очень далеко, — объяснил он. — Я распоряжусь подогнать ее ко входу.
А затем он оставил ее, и она наблюдала, как он легко переходит от одной группы гостей к другой, то там, то здесь вступая в разговоры; она слышала его смех и видела, как рука его обнимает плечи неизвестной, очень аппетитной девицы.
Нет, Алиса права. Может быть, в этом зале находится женщина, которая однажды станет леди Морнингтон. Вероятно, она будет достаточно воспитанна, чтобы не обращать внимание на постоянное волокитство и частые измены мужа.
Гиль так и не подошел к ней больше. Ее провожала леди Морнингтон, поблагодарившая ее за визит и пожелавшая ей всего наилучшего в наступающем году.
Корделия искренне ответила ей тем же. За холодной сдержанностью Эвелин она ощутила душевное тепло и способность к состраданию.
— Я надеюсь, что год будет действительно хороший, — сказала Эвелин. — Мне по-прежнему не хватает Жиля и всегда будет не хватать. Но, по крайней мере, сейчас я спокойна за благополучие поместья. Гиль сумеет толково хозяйничать в нем. Как ни люблю я Рана, но должна признать, что у него нет и половины тех деловых талантов, какие присущи Гилю.
Мне остается надеяться на то, что Гиль не покинет нас.
— А разве еще остались сомнения на этот счет? — не удержалась Корделия от вопроса.
— Пока что да, — призналась Эвелин, нахмурившись. — Он согласился наследовать титул лорда, но это ведь не обязывает его жить здесь, хотя для благополучия поместья это было бы наилучшим вариантом. Мне кажется, хоть он и не говорит об этом, что львиная часть его сердца по-прежнему принадлежит Испании.
Пусть бы все его сердце там осталось, думала Корделия по дороге домой. Она проклинала себя за то, что в свое время проявила столько старания, завлекая Гиля в Англию. Конечно, он мог бы приехать и сам, привлеченный сюда любопытством и желанием отыскать вторую половину себя. Но ей-то зачем было в это влезать? Им не следовало и встречаться в Англии. Тогда у нее остался бы в памяти мужчина, с которым на краткое время свела ее жизнь, свела в необычном месте… мужчина, который ненадолго увлекся ею. И никакого продолжения не требовалось — ни ей, ни ему.
Но судьба сыграла иначе. Корделия позволила вовлечь себя в водоворот людей и событий, связанных с ним. С каждой встречей его власть над ней возрастала. Так что теперь, даже если удастся порвать с ним и она перестанет его видеть, его уже не вырвать из сердца, не изгнать из своих грез. Да, она влюблена в него, а ведь была уверена, что этому не бывать.
Глава 8
Образ Гиля буквально преследовал Корделию в ту зиму. Местная пресса напечатала фотографии, запечатлевшие открытие фабрики новым лордом Морнингтоном, постоянно сообщалось и о речах, которые он произносил на званых обедах и ленчах. Журналы в глянцевых обложках в разделе светской хроники изображали его танцующим с различными титулованными особами, наследницами древних фамилий и больших состояний. Она узнавала, что он много времени и сил отдавал благотворительности. Между тем, в колонках светских сплетен начали появляться намеки на любовные связи и матримониальные планы этого обворожительного нового члена аристократического общества.
Он себя чувствует, как рыба в воде, подумала она. В конце концов, это у него в крови и прежде дремало в нем, а теперь пробудилось.
Однако некоторые заявления леди Морнингтон, сделанные ею в День бокса, да и оброненные невзначай реплики самого Гиля, а также странно-грустное выражение его сверкающих черных глаз навело Корделию на мысль, что, возможно, он порой чувствует себя аутсайдером, а прошлая жизнь мерцает перед ним, сжимая сердце болью.
Но если это и правда, то он умел надежно скрывать ее от окружающих.
Корделия и сама видела его несколько раз — почти всегда издали. Однажды в Херфорде, где одностороннее движение медленно обтекает исторический центр, он проехал мимо нее в сверкающем автомобиле. Рядом с ним сидела Алиса в пальто с белым меховым воротником, делавшим ее похожей на сказочную принцессу. Усмотрев Корделию, она усмехнулась, и в этой ухмылке сквозил триумф. Гиль же то ли не заметил ее, то ли не подал вида. Она мельком видела его на скачках: на шее у него висел бинокль, и он был увлечен разговором с Ранульфом. Потом на концерте духовной музыки в соборе, где он сидел с другими "отцами города", — в этот раз он одарил ее мимолетной улыбкой, и их взгляды на мгновение встретились поверх чужих голов, но он снова погрузился в музыку и больше не смотрел в ее сторону.