Итак, Гиллан де Морнингтон был из тех, кого в былые времена называли распутником. Настоящий образчик английской аристократии, подумала Корделия с усмешкой. И живет за границей, не отказывая себе в удовольствии, как это столетиями было принято у истинных джентльменов. Ну и что? Ее это не касалось. Ей следовало лишь сообщить ему новость и вернуться в Кастро Урдиалес. У него вряд ли будет время на то, чтобы соблазнить ее. Даже если ей и захочется быть соблазненной, но этого ей совершенно не хотелось. А вот любопытство ее было задето.
— Спасибо, сеньора, но я должна встретиться с ним по деловым вопросам, успокоила она хозяйку, — и вам совершенно незачем обо мне беспокоиться.
Впоследствии она неоднократно вспоминала эти слова, удивляясь своей тогдашней беззаботности и слепой вере в собственную неуязвимость. Но когда она их произносила, она еще не встретилась с этим человеком, известным ей только по имени. И могла ли она предполагать, кого она встретит и как эта встреча перевернет всю ее жизнь.
Быть может, даже характер местности должен был предостеречь ее. Поездка оказалась отнюдь не спокойным плавным подъемом на пологие холмы, когда шаг за шагом оказываешься все выше. Начиная с Сан Висенте де ля Баркера, где дорога поворачивала в глубь материка, Корделия начала испытывать нешуточную тревогу: частые крутые повороты, многочисленные выбоины и неровности шоссе, отсутствие местами дорожного ограждения — все это побуждало ее судорожно хвататься за руль, отчего ее пальцы побелели, а в запястьях стала ощущаться сильная боль.
На одном из крутых виражей горы вдруг исчезли из виду и сразу же после этого они почти вплотную выросли перед ней, а через минуту окружали ее со всех сторон. Дорога прихотливо извивалась над отвесными скалистыми ущельями, на дне которых бурлила и грохотала вода, а потом резко устремилась вверх, все ближе к горным пикам, где на смену растительности пришли голые скалы и яростная голубизна неба. Редкие деревни выглядели своего рода форпостами человеческого присутствия, а дорога тоненькой линией жизни, связующей их между собой.
У Корделии перехватило дыхание, никогда еще за всю свою жизнь не чувствовала она себя столь одинокой, потерянной и отрезанной от всего мира. Ею овладело чувство угрозы и подавленности. Как мог англичанин, выросший в куда более мягкой природной среде, выбрать для жизни такое место, думала она.
Наконец, она прибыла в Ла Вегу. Деревня располагалась там, где горы чуть раздвинулись, впустив к себе горстку домов, сверкавших красной и белой краской, одну-две деревенских лавки, парочку баров и фонду, то есть попросту харчевню, в которой собралась немалая часть местного мужского населения. Те, что постарше, сидели внутри, играя в карты, а молодежь расположилась за уличными столиками в небрежных позах, все как один исполненные мужского достоинства, поглядывая на Корделию с еле скрываемым интересом, пока она пристраивала свою машину и принуждала себя выйти из нее.
Используя свои минимальные познания в испанском, она спросила человека за стойкой, знает ли он или кто-нибудь из присутствующих в баре о местонахождении Гиллана Морнингтона. И почему-то не удивилась, услышав, что никто ничего не знает. Ей показалось, что это своего рода заговор мужчин, и лицо ее тут же вспыхнуло от смущения: вероятно, они думают, что перед ними одна из брошенных им любовниц, отыскивающая его след. И они сомкнули ряды, чтобы прикрыть своего. Что ж, Мерче Рамирес предупреждала ее.
Провожаемая красноречивыми взглядами, ощущая нарастающую досаду и скованность, Корделия вдруг осознала, что осторожность Брюса и его недовольство ее самостоятельной поездкой были обоснованы. С ее же стороны полнейшим безумием было решение отправиться на поиски человека, которого она в глаза не видела, знала о нем мало, но притом достаточно, чтобы относиться к нему не лучшим образом.
Все вокруг говорило ей о том, что здесь совсем не та Испания, которую она оставила на побережье. Та была разновидностью знакомого ей мира, здесь же она оказалась в среде патриархальной, живущей по канонам давних времен. Ей казалось, что несовместимость того общества с нею разлита в воздухе, и она понимала, что она здесь глубоко чужда всему и всем.
Однако при кажущейся хрупкости Корделия обладала твердым характером и решила не сдаваться. Она распрямила плечи и, невзирая на боль, причиняемую совершенно негодными для горных прогулок сандалиями, стала взбираться по склону холма навстречу тому, что зовется судьбой.
Глава 2
Человек, представившийся как иль Монтеро, но бывший, по мнению Корделии, самим Гилланом Морнингтоном, являл странную смесь национальных особенностей своих родителей. И дело было не только во внешности: глаза его были темпы, тогда как волосы имели каштановый оттенок, часто встречающийся во всех уголках Англии. Важно то, что само выражение его лица, словно хамелеон, постоянно менялось, так что он то напоминал англичанина, то тут же выглядел, как истый испанец.
Корделия вежливо улыбнулась.
— Давайте установим истину, — сказала она твердо. — Как бы вы ни называли себя в настоящий момент, вы — Гиллан Морнингтон, не так ли?
Выражение злобы, возникшее на его лице, было тем более странным, что он оставался холоден.
— Я всегда называл себя Гилем Монтеро, и у меня нет оснований менять свое имя, — проговорил он ледяным голосом. — Имя моей матери — Монтеро, и я горжусь им. Что до другого имени, которое вы называете, что ж, я признаю, что имею право его носить, если захочу. Но я не желаю.
Он сделал пару шагов и остановился, пес снова распластался у его ног. Корделия отметила, что его нельзя назвать крупным мужчиной, однако он выглядел невероятно собранным и сильным, похоже, что мускулы его подобны стальным канатам. Она ожидала увидеть плейбоя и дамского угодника, но единственным намеком на это была тонкая, изломанная чувственная линия рта под прямым массивным носом.
— Итак, вы знаете, кто я таков и что этот дом принадлежит мне, — продолжал он, и под его по-прежнему холодной маской промелькнула усмешка. — Это дает вам явное преимущество, ибо я не имею понятия о том, кто вы и почему вы здесь. Надеюсь, я не буду нескромным, если попрошу просветить меня на этот счет?
— Я Корделия Харрис, — представилась она. Несмотря на легкий сарказм собеседника, она решила проявить вежливость и протянуть ему руку, которую он после секундного колебания пожал. Его рукопожатие было крепким, а кожа бронзовой от загара. Всем своим видом он являл здоровое естество, однако в глазах его таилась грустная задумчивость.
— Мое имя вам, конечно же, ничего не говорит, — продолжала она. — Я приехала по поручению юридической фирмы "Фолкнер и Пенфолд" из Херфорда.
Она увидела, как его глаза сразу же сузились, и вдруг испугалась того, что ей предстояло ему сообщить. Корделии никогда прежде не приходилось передавать кому-либо известие о кончине близкого человека. И почему она раньше не подумала об этом, когда вдруг решила ехать сюда.
Она вспомнила, с какой спокойной грустью и сочувствием сообщила ей о кончине отца медсестра. Никто не смог бы сделать этого более деликатно, но разве это смягчило удар?.. И вообще, может ли что-нибудь дать облегчение в подобном случае?
— Мне очень трудно сообщить об этом, — она заставляла себя говорить. — Я скажу вам сразу все напрямик. Ваш отец лорд Морнингтон недавно скончался. Мне очень жаль.
Его лицо осталось бесстрастным.
— Вы соболезнуете мне? Совершенно напрасно, — в голосе его зазвучали едкие ноты. — Если вы полагали, что я расстроюсь, то мне придется разочаровать вас. Я не видел своего отца и ничего не слышал о нем с пяти лет, так что с трудом могу его вспомнить. Вряд ли вам стоило добираться сюда, чтобы извещать меня об этом. Но, так или иначе, благодарю вас за хлопоты.