- П-правда?
- А ты не веришь? Да если я еще хоть когда-нибудь сам добровольно поцелую этого мудака, можешь просто выкинуть меня из своей квартиры!
- Значит, у нас все в порядке? – с надеждой спросил Мик, – ты не злишься?
- Нет, конечно! – Йен поцеловал парня в лоб.
Микки медленно провел большим пальцем по царапине на щеке Йена, отчего последний немного поморщился. Брюнет тут же одернул руку, не хотел причинять рыжику еще больше боли, ему итак достаточно.
Он уже собирался оставить Галлагера, но напоследок спросил:
- Давай я что-нибудь поесть приготовлю?
- Ну можно, если тебе не трудно.
- И еще кое-что – Мэнди вернулась.
- Серьезно? Я уже и забыл о ней. Кстати, да, где она была все это время? Ушла вчера, вернулась только сейчас...
- Я без понятия. Она не говорила со мной, забежала к себе и закрылась. Поди опять плачет!
- Ладно, ты постарайся вытащить ее из комнаты, надо с ней поговорить. А то в последнее время она какая-то не такая.
- Ага.
Милкович закрыл за собой дверь в ванную и ушел на кухню.
Йен глянул на рваную рану над бровью, из которой наконец-то перестала течь кровь, затем на ссадину на щеке, пересчитал мелкие незначительные повреждения на лбу и подбородке, пробежал глазами по исклеенным пластырям рукам. Но все-же самым главным “украшением” был огромный синяк под глазом.
Рыжий на секунду представил, какие лица будут у Фиона и Вероники, когда они увидят эту красоту! Эта мысль даже заставила его улыбнуться.
“Жопой чую, заживать все это будет очень долго!!!”
Комментарий к Глава 17 Вот такие дела!
Кажется, хорошая глава получилась, мне нравится. Надеюсь, вам тоже.
С прискорбием сообщаю, что этот фанфик близится к концовке. Будет еще 2 или 3 главы. Постараюсь сделать их годными, чтобы вам понравилось!
Но хочу еще раз извиниться за то, что теперь главы буду выходить реже. У меня английский, театралка и каждый день по шесть уроков, кроме субботы, в субботу два. Не знаю, кому это интересно, но все равно рассказала. Надеюсь на понимание.
<3
====== Глава 18 ======
- Господи, Мик! В этом доме теперь ты отвечаешь за приготовление еды! – Йен покончил со вторым куском приготовленной Микки пиццы и тянется за третьим, – она же идеальная!!!
- Да ладно тебе, не так уж и вкусно, – отмахивался брюнет. Ему еще никогда не делали такого рода комплиментов, если, конечно, это можно так назвать.
- Нет, он прав! – вмешалась Мэнди, которая изо всех сил старалась не показывать своего напряженного состояния, – это потрясающе!
- Ну, спасибо, что ли...
После недолгой паузы Йен обратился к подруге, правда уже не таким восторженным голосом:
- Эм, Мэндс, а что это за дела такие, по которым ты ушла на всю ночь?
- Да, и почему сегодня опять закрылась в комнате, даже нам ничего не объяснила? – вставил Микки, – что случилось?
Мэнди в замешательстве. Что ей ответить? Она уже хотела начать рассказывать парням все, не только о вчерашнем дне, а вообще все, с самого дня ее приезда. Ведь они должны понять ее больше, чем кто-либо другой. Они обязательно помогут. Но язык совершенно не хочет подчиняться мозгу, и с губ срывается всего лишь тихое “Это не важно”.
Эти слова выводят Микки из себя.
- Нет, блять, это важно! Я – твой брат и имею право знать! Я хочу это знать и требую, чтобы ты мне все рассказала! Тебя кто-то обижает? Угрожает? Или еще что-то? Ты только скажи, и я изобью его так, что на опознании трупа не узнают!!!
- Ладно! – крикнула девушка, – я вам все расскажу...
Мэнди начала пересказывать Йену и Микки все события последнего месяца. О том, как она написала Липу письмо. О том, как ревновала его к Карен. Рассказала о некоторых телефонных разговорах с Липом и даже показала пару фрагментов из переписок. Сказала о том, как угрожала Карен и “выгнала” ее из Чикаго. А вчерашний день девушка пересказала в мельчайших подробностях. Закончила она на той самой фразе, которую Лип не смог договорить тогда, в баре.
- Я даже не представляю, что он имел в виду... – брюнетка пару раз всхлипывает, – короче, я веду к тому, что... в общем... люблю я его!!! Я не знаю, почему, не могу объяснить! А еще я ни малейшего понятия не имею, любит ли он меня и как ему в этом признаться.
Милкович падает головой на стол и заливается слезами.
Парни удивленно переглянулись. Лучше бы они не спрашивали. Чем ей помочь? Если Лип не любит Мэнди, они же не заставят его любить ее?! А вопросы о том, как признаться в любви – вообще не их специальность.
- Ну почему у вас все так просто? – Мэнди поднимает голову и вытирает слезы, – трахаетесь, целуетесь, обнимаетесь, любите друг друга! А у меня... все через жопу!
- Я сейчас не о том, о чем вы подумали!!! – тут же добавляет она, заметив, что ее собеседники поджали губы, сдерживая смех.
- Я могу поговорить с Липом, если хочешь, – Йен положил руку на плечо подруги.
- Нет! Пожалуйста, не надо! Прости, но ты можешь сделать только хуже. Позволь мне самой с этим разобраться, хорошо?
- Как скажешь.
- Но все же мне интересно – как я могу признаться, что люблю его, если захочу? – Мэнди с надеждой смотрит на парней, но, поймав удивленные взгляды, объясняет, – я имею в виду, как вы сказали друг другу об этом? Вы ведь сказали, да???
Такого вопроса ребята не ожидали. Что значит как они сказали? Как такового официального признания не было. Первый раз слова “я люблю тебя” выскользнули из уст Микки, когда Йен уехал с Евгением хер знает, куда. Второй раз он сказал это за пару минут до их расставания. Третий раз это говорил Йен, в тот ужасный день на границе Чикаго и Мексики. Они никогда не искали особого случая или нужного момента, чтобы признаться в этом.
Но дело в том, что отношения двух геев и отношения парня и девушки – совершенно разные вещи. Вряд ли они чем-то помогут Мэнди. Она в свою очередь сверлит обоих взглядом, ожидая ответа. А они, не зная, что говорить, бегают глазами по деревянной столешнице и изредка хрустят костяшками пальцем под столом.
Наконец Йен схватил Микки за руку и, сказав Мэнди, что они не могут помочь и посоветовав поговорить об этом с подругами, потащил его наверх.
В этот день Лип опять же занят своим обычным делом – лежит на кровати, а в голове одна мысль – Мэнди.
Галлагер не знает, нужно ли говорить Мэнди о своих чувствах. Да, не исключено, что она может ответит взаимностью. Но ведь может и не ответить...
С другой стороны, если Лип промолчит, Милкович будет думать, что у него какие-то чувства к Карен. Она так и продолжит ревновать.
“Ну что в этом такого? Это просто слова. Каких-то три слова. Ну, ладно, это три волшебных слова, которые могут решить чью-то судьбу, сделать кого-то счастливее, а также разбить кому-то сердце. Мэнди по-любому заставит меня их сказать. Она не успокоится, пока не узнает окончание той фразы. Я знаю ее, она сделает все только ради того, чтобы я сказал это! Но важно не только это. Я больше не могу это скрывать, не могу с этим жить, я должен сказать ей!”
Лип медленно поднимается с кровати и, на этот раз не забыв надеть ветровку, выходит из дома.
Ему уже плевать на результат своих слов. Его задача – признаться. Ведь, если ему не изменяет память, Мэнди вчера уже сказала ему эти три слова, но тогда Филип не обратил на это особого внимания. Но сейчас он направляется в дом Милковичей именно с этой целью. Он понятия не имеет, какая будет реакция, но сейчас уже не важно. Будь, что будет!
Бросив грустный, полный разочарования и слез взгляд в сторону убегающих Йена и Микки, Мэнди уходит на крыльцо. Ну, как уходит, скорее пулей вылетает. Опираясь руками на деревянные перила и заливаясь слезами, девушка садится на ступеньку. И ей абсолютно плевать, что на улице -7°, а на ней надеты пижамные штаны и лёгкая майка. Ей плевать, что она может отморозить себе все, что только можно. Ей плевать, что проходящие мимо люди останавливаются на звуки ее рыданий и поглядывают на нее сквозь прутья забора, не решаясь войти. Ей сейчас плевать на все! Она разбита. На миллионы, миллиарды кусочков. Единственные, на кого была хоть какая-то, даже самая слабая надежда, просто сбежали, не ответив на ее вопрос. Да, от брата она такого ожидала. Говорить с ним о чувствах и любви было всегда бесполезно. Но Йен! Ее лучший друг! И даже он...