До такой степени, что это сократило все ужасы начала. Я с ходу полностью врубаюсь в текст, точные реплики так и летят, диалог несется галопом, я далеко от этого мира, когда… Ну да, когда ласковый Генри с влюбленным "мрру" вспрыгивает на мою работу, проводит хвостом прямо под моим носом, наконец, непринужденно устраивается нарукописи, сложив лапки под собой, как монах руки в рукавах своей рясы,ивперяет в меня глаза, исполненные любви, громко мурлыкая в полном экстазе.
Такое количество страсти не оставляет меня равнодушным, я очень ласково глажу его по спинке, но мне все же хотелось бы получить доступ к бумаге и, более того, вернуться в то счастливое расположение духа, когда все шло так превосходно. Я беру кота обеими руками, осторожно поднимаю и возвращаю на подушку, приговаривая при этом что-то любезное. Десять секунд спустя он возвращается, снова устраивается на моей работе у меня под носом, мурлыкает и дарит мне свой обожающий взгляд. И так шесть раз. Я отказываюсь от борьбы.
"Если ты упал, ушибся и тебе больно; если ты получил моральный удар или когда чувствуешь, что тобой овладевает ярость, сделай очень глубокий вздох два или три раза, а еще обязательно сходи пописай". Так советовал нам учитель по гимнастике, когда мы были еще подростками. Это был старый вояка. Я всегда следовал его совету; не рискну поклясться честью, что это действовало, но в любом случае уверен, что если бы я ему не следовал, все было бы намного хуже. Так что я дышу, как предписано, затем решаю сходить опорожнить мочевой пузырь в раковину в ванной. Это не из-за того, что в моей квартире нет отдельного туалета, он есть, крошечный, но исправно выполняющий свои функции, просто именно в раковину мне удобнее всего выпускать мою струйку. Агата этого вовсе не одобряла. Агата женщина — о, что за женщина! — и в этом вопросе рассуждает как женщина. Она находит совершенно естественным, что, если не учитывать справлениедругой жизненно необходимой нужды, при которой оба пола почти присаживаются на корточки, унитаз был разработан скорее как удобное сиденье для дам, чем надлежащий приемный сосуд для мужской струйки. Мужчина писает стоя, это его привилегия и гордость, а так как унитаз гораздо ниже, то, если не проделывать эту операцию с предельным вниманием — почти невозможным в случае крайней надобности, — брызги неизбежны и с этим ничего не поделаешь. И если вы не хотите прослыть грязной свиньей, приходится подтирать, недовольно ворча, случайные капли на стенах, на полу с помощью квадратиков туалетной бумаги, расползающихся в руках… Короче, идеальным и дружественным сосудом длямужскойструйки является раковина, находящаяся как раз на нужной высоте, вы выкладываете свой драгоценный багаж на приветливый фаянс с приятными контурами, это удобно, это счастье,облегчившийся самец может снова застегнуться, просветленный, раскованный, переполненный сокровищами доброжелательности ко всему людскому роду.
Так что раковина в ванной. Я расстегиваюсь на ходу, старая привычка одинокого мужчины, встаю перед раковиной, кладу туда то, чем единолично владею, даю разрешение сфинктеру открыть клапана, выдыхаю счастливое "ах!», когда струя брызнула… И почти сразу же испуганное "ох!". В раковине кто-то есть! Создание в шубке и с когтями, которое не оценило орошения. И которое мгновенно среагировало, вонзив когти в то, что находилось прямо перед ним, то есть в мой амбивалентный орган, одновременно служащий для размножения и удаления, такой нежный в спокойном состоянии, но самое главное, такой жутко чувствительный.
Она уже здесь, совсем растерянная, а я подпрыгиваю на месте и проклинаю все на свете, сжимая обеими руками свой изувеченный член, не смея взглянуть на него из страха обнаружить бесповоротную кастрацию или, по меньшей мере, невозможность дальнейшего его использования из-за деформации и шрамов. Боль невыносимая!
А она? Она кидается к проклятому коту, у которого шерсть стоит дыбом от ярости, она качает его на своей груди, шепча слова утешения и пытаясь успокоить… Эй, но тут ошибочка вышла! Пострадал-то я! Я истекаю кровью, я страдаю и прикидываю, как же объяснить происшедшее служащей аптеки на углу.
Собираю все остатки своего достоинства и напоминаю ей:
— Он-то не пострадал, твой злополучный кот! А я вот как раз да. Он меня поранил, посмотри, я истекаю кровью… И что ему понадобилось в раковине?
Теперь она собирает все свое терпение, чтобы объяснить мне: