Аполлинария Панфиловна. Ну, нет, не закаивайтесь, зароку не давайте!
Вера Филипповна. Я никому зароку и не даю; я только знаю про себя, что не быть мне замужем; скорей же я в монастырь пойду. Об этом я подумываю иногда.
Аполлинария Панфиловна. Не раненько ли в монастырь-то?
Вера Филипповна. Ох, да одна только и помеха, моложава я, вот беда-то!
Аполлинария Панфиловна. Да что ж за беда. По-нашему, так чего ж лучше! Мы что белил-то Да разных специй истратим, чтоб помоложе казаться; а у вас этого расходу нет. А ведь это расчет немаленький.
Вера Филипповна. Нет, я к тому, что соблазну боюсь; народу я вижу много, так греха не убережешься. Сама-то я не соблазнюсь, а люди-то смотрят на меня, кто знает, что у них на уме-то! Молода еще да богата, другому в голову-то и придет что нехорошее- вот и соблазн; а грех-то на мне, я соблазнила-то. Вот горе-то мое какое!
Аполлинария Панфиловна. Коли только и горя у вас, так еще жить можно. А я к вам с просьбой! Надо помочь одному человеку.
Вера Филипповна. С радостью, что могу.
Аполлинария Панфиловна. Ему многого не нужно; ему только слово ласковое.
Вера Филипповна. За этим у меня дело не станет.
Аполлинария Панфиловна. Так поеду, обрадую его.
Вера Филипповна. К Потапу Потапычу не зайдете?
Аполлинария Панфиловна. Я через полчасика к вам заеду с мужем, тогда уж и с Потап Потапычем повидаюсь. Да, забыла… Оленьку сейчас видела, катит в коляске, так-то разодета.
Вера Филипповна. Ну, бог с ней, не нам судить.
Аполлинария Панфиловна. До свидания! (Уходит.)
Вера Филипповна (у двери в коридор). Кто там? Проводите Аполлинарию Панфиловну…
Входит Огуревна.
Вера Филипповна и Огуревна.
Огуревна. Сам-то уснул, я у него старичка посадила.
Вера Филипповна. Поди-ка посиди в передней; а то взойдет кто, и доложить некому.
Огуревна. Чай, там есть кто, неужто ж нет! Да что мудреного! Ишь у нас какой присмотр-то в доме! Как сам захворал, так никакой строгости не стало. (Отворяет дверь в переднюю.) Да и то никого нет.
Вера Филипповна (садится к столу). Много ль у меня денег-то осталось? (Вынимает из кармана деньги.) О, еще довольно! Надо б их в шкап убрать, да пусть здесь полежат, кто их тронет. (Кладет на стол деньги.) Куда мне завтра-то? (Берет бумажку со стола и читает.) «На Разгуляй, ко вдове с сиротами». Муж на железной дороге, так машиной убило. Да, вот она, жизнь-то. И день и ночь при машине, семью-то и видел не надолго. А машина… ведь она железная – разве она чувствует, что он один кормилец-то. Убила, да и дальше пошла. А вдове-то с детьми каково!
Входит Огуревна.
Огуревна. Матушка, Константин Лукич пришел с некием странником.
Вера Филипповна. Ну что ж, пусти!
Огуревна. Матушка, пускать ли странника-то? Вида-то он, как бы тебе сказать, больше звериного, ничем человеческого.
Вера Филипповна. С виду-то и ошибиться недолго. Ничего, пусти!
Огуревнауходит. Вера Филипповна отходит от стола к дивану.
Входят Константин, одет бедно, пальто короткое, поношенное, панталоны в сапогах, и Иннокентий.
Вера Филипповна, Константин и Иннокентий.
Вера Филипповна. Милости прошу. Присядьте!
Константин. С Хитрова рынка пешком путешествовали, так отдохнуть надо. (Садится.)
Иннокентий. Благодарим, государыня милостивая. (Садится.)
Вера Филипповна. Как же ты, Константин Лукич, устроиться думаешь? К месту бы куда определился, что ли.
Константин. Что мне к месту, я сам человек богатый.
Вера Филипповна. Ну, полно шутить-то!
Константин. Наследства жду.
Вера Филипповна. Откудова?
Константин. Об этом разговор после. Вы бы, тетенька, покормили странных-то!…
Вера Филипповна. Я не знала, что ты голоден. Подите вниз, там внизу стол накрыт, покушайте!
Константин. Я сухояденья не люблю; прежде надо горло промочить.
Вера Филипповна. Негде взять, миленький, мы вина не держим.
Константин. Были б деньги, а вина достать можно.
Вера Филипповна. Так возьми денег и ступайте, куда вам нужно; а в моем доме пьянства я не позволю.
Константин. «В твоем доме»! Мой дом-то, а не не твой!
Вера Филипповна. Что же делать; на то была воля Потапа Потапыча!
Константин. Ну, дом, куда ни шло; ты хоть деньгами поделись.
Вера Филипповна. Я и поделилась, я за вас долги заплатила.
Константин. Этого мало, ты подай половину всего!
Вера Филипповна. Так не просят.
Константин. Да я и пришел к тебе не просить, а требовать; я за своим пришел, тут все мое. Вон на столе деньги, и те мои. Прибирай, Иннокентий, благо карманы широки.
Иннокентий берет деньги со стола.
Это раз! Теперь надо пощупать, что в шкапу лежит, это будет другой.
Вера Филипповна. Что вы делаете, побойтесь бога!
Константин. Иннокентий, с тобой разрыв-трава?
Иннокентий. Со мной, государь милостивый. (Вынимает небольшой лом.)
Константин. Так похлопочи около шкапа-то! Постой! Не придушить ли ее немного, чтоб не тараторила?
Иннокентий. Как прикажешь, милостивец. Только у меня рука тяжела, после моих рук не выхаживаются. Клещи у меня здоровые, прихвачу горло, пикнуть не успеешь, государыня милостивая.
Константин. Вот, слышишь! Ну, поняла ты теперь, что мы за люди? Ребята теплые! Ты кричать не вздумай! что хорошего! Пожалуй, дядю разбудишь, а он спит теперь; а Огуревну я вниз услал, не услышит. Значит, доставай ключ, отпирай шкап и дели деньги пополам.
Вера Филипповна. Это деньги не мои, это божьи деньги. Он мне их послал для бедных. Хоть убейте, я не отопру.
Константин. Да и убьем, тетенька, убьем, ты не сомневайся! Вон погляди, каков у меня товарищ, он из разбойников, только в отпуску, еще отставку не выслужил.
Вера Филипповна. Я его знаю; он божьим именем у меня милостыню просил; он не убьет меня.
Иннокентий. Убью, государыня милостивая.
Константин. Тетенька, разговоров нет, надо отпирать! Отпирай! Постой! Шкап-то с секретом, он и сам отопрется. Видишь пружины-то. (Показывает на пуговку звонка.) Подави-ка, Иннокентий, навались; а я другую пожму.
Нажимают пуговки звонков.
Вера Филипповна. Что вы! Что вы делаете?
Константин. Что делаем? Это ты сейчас увидишь.
Вера Филипповна. Как бог-то вас попутал. Это не пружина, это звонки на фабрику. Сейчас вся фабрика будет здесь.
Константин. Какая фабрика?
Вера Филипповна. Фабричные, ткачи, ну и всякие.
Иннокентий. Я еще поборюсь, государыня милостивая.
Вера Филипповна. Миленький, нельзя; человек семьдесят, а то и больше нахлынет.
Иннокентий. Да, это сила, против такой силы не пойду, ибо глупо. (Константину.) Милостивец, бросай что лишнее, да расправляй руки, лопатки крутить будут. Сопротивление бесполезно, я фабричных знаю; ребра беречь надо, милостивец.
Константин (с испугом). Батюшки, что делать-то?
Иннокентий. Слышу шум от множества шагов.