Одеколонных лун лимонный тон,
Смесь блеклой пакли, кролика и шелка.
Работая локтями в унисон,
Не различишь, кто шведка, кто креолка.
Представить в жирной жиже можно ль Вас,
Кто жаром райской просиял мне птицы?
О если б поезд вздумал с пьяных глаз
Лететь вовсю, вдруг наскочить, разбиться!
<1923>
«Пуста амфора Афродиты…»
Пуста амфора Афродиты.
Здесь нежностью никто не пьян.
Лишь запах острый и забытый
Тревожит похоть парижан.
Лишь торопливым поцелуем
Сближаются на день, на час.
Интригой дерзкой не волнуем
Сухой, расчетливый Ловлас.
Поэты здесь профессионалы,
А дружба ценится как чек.
Природа ли являть устала
Иль в денди замер человек,
От Буа до Лувра — все пространство,
А время — мертвый капитал.
В непостоянстве постоянство,
И старость — тухлый идеал.
Уж темных, цвета глаз, фиалок
Рантье кокотке не дарит.
В автомобиле сир и жалок
Одутловатый сибарит.
И редко в строй скупой и плоский
Вплетается восторгов сеть,
Чтоб с дряхлой грустью замереть
В устах волшебницы Милосской.
<1920>
В Париже
Шторы гремят. В барах тушат огни.
Запоздалые гости, в углу мы одни.
К очам мечтательным прикован, гляжу.
Плавает льдинка в золотистом Анжу.
Что за встреча! По смеху дико скользя,
Опустошенней нам быть нельзя.
Пойдем к тебе. Стол, шкаф и кровать.
В клетке подобной нельзя не мечтать.
Убьем: долг, нежность, отчаянье, страсть.
Все ниже и ниже должны мы упасть.
Нам жутко и сладко. Потушим огни.
В разгромленном мире теперь мы одни.
<1923>
Успех
Как нелегко рукою хрупкой
Схватить фортуны колесо!
То счастье мне шуршало юбкой,
Нахлынув ливнем в парк Монсо.
Все пред грозою побежало:
Подростки, няньки, сторожа.
Но сердце пело и сияло,
В избытке радости дрожа.
Какая легкая свобода
Звездою денежной течет
По небу банковского свода:
Презренный и блаженный счет!
Жизнь — лотерея. Номер вышел,
Пьянит нулей шипучий хмель.
Взорвался, грохнул гром по крыше,
Как бесшабашная шрапнель.
<1923>
Путешествие в Италию
Дым паровозов мне мил, как весна.
Летим вдоль Сены, заря ясна.
Я опускаю широкое стекло.
На том берегу сады Фонтенбло.
Первые звезды, первые огни.
Затихни, сердце, не бейся, усни.
Наутро Модана — только б дожить.
Раскрыл газету, но нет, лучше пить.
Иду в сияющий вагон-ресторан,
Иду обратно, воздушен и пьян.
Версингеторикс. Утренний чай.
Франции нежной земля, прощай!
<1923>
Порто Венере
Тот полдень в памяти не стерт,
Когда, оставив пальмы парка
И сьесту Специи нежаркой,
Мы плыли на Венерин порт.
Проливы, заводи, отроги
Холмистых выжженных пустынь,
Дрожащих далей зной и синь
И щебень вьющейся дороги.
Ты помнишь гладких скал откос,
Развалин плиты и площадки,
Грот неуютный, отдых сладкий
И на кладбище рыжих коз?
Цепь лестниц легких и счастливых,
Из смуглых рук воды стакан,
Над морем белый ресторан
И стаю рыб внизу пугливых?
Как мы на катер заспешили,
Канат отвязан, рев, толчок.
Уж в колыханье винной пыли
Тускнел рыбачий островок.
Нам пленную прорезал тень
Маяк планеты, суеверен.
Проходит все. Но был Венерин
Тот пестрый и бездомный день.
<1923>
Лунгарно
Пред завтраком толпа пестрит
Вдоль Арно, медленной прогулкой
Весенний будит аппетит,
И полдень встречен пушкой гулкой.
Февральский воздух свеж и прян,
Рука рукой у локтя сжата.
Жужжа, слетает звон кампан
С холмов зеленых Сан Миниато.
Куда мы денемся с тобой?
В твоей петлице вянет роза,
И ослепляет синевой
Оснеженная Вальомброза.
<1920>
Палаццо Веккио
Поставив сбоку башню Синьории,
Прозрел Арнольфо дерзкий идеал,
Прекрасного нарушил симметрию
И новый зодчества канон создал.
Под аркой лоджии Персей Челлини
Лоснится медно, выхолен и пуст,
И мрамор групп в изломе сытых линий
Сближением разбужен наших уст.
Лишь то, что неожиданно, нам сладко.
Из-за палаццо выплыла луна.
Не все в любви, как этот мрамор, гладко,
Но, безрассудная, милей она.
Не симметрично любим мы и зыбко:
Сближенья нежные после обид.
Но бледная пьянит мой дух улыбка,
И сердце, счастья полное, дрожит.
<1924>
Флоренция
Молитв Беато, трепетных икон,
И рук и крыльев, онемевших свято,
Пыланьем вечер золотой сожжен,
И в огненной пыли полота заката
Дрожит и рдеет серебристый звон.