Не скинув праздничного платья,
Так сладко вместе лечь,
К устам прижать, сомкнув объятья,
Припухлость плеч.
Я замираю, я немею,
Кружится голова.
Целую волосы и шею
И кружева.
Asti
Здесь не жарко. Алы губки.
Вся ты в белом. Влажен взгляд.
В голубом фамильном кубке
Пузырьки вина блестят.
Возбуждаясь легким хмелем
И небрежной лаской рук,
Переводишь ты к постелям
Взор, будящий сердца стук.
Торопливо сбросив платья,
На простыни сладко лечь.
Как волнующи объятья,
Бархатиста кожа плеч!
«По желтоватым занавескам…»
По желтоватым занавескам
Заря отливами легла.
Таинственным мерцают блеском,
Без рам, большие зеркала.
В них лунный сон еще гнездится
И спящая отражена,
Вся в кружевах. Черны ресницы,
И плеч округла белизна.
Но луч на все кладет румяна
И тонкой пылью золотит
Флакон Герлена и Леграна
И черный твой Александрит.
«Моей души прозрачно дно…»
Моей души прозрачно дно
И ничего в ней нет.
Лишь бледно-желтое вино
И легкий смех Марьет.
Летит бесшумно в ночь мотор,
И ласков лисий мех,
И мне отраден темный взор
И легкий, легкий смех.
Всегда с огнем нестись вперед,
Сливая свежесть уст.
О мрак ночей! О плавный лёт
И взор, который пуст.
«Ты сидишь в углу дивана…»
Ты сидишь в углу дивана,
Нервно комкая платок.
Тонко-тертые румяна
Оживляют бледность щек.
Как всегда изящны позы
И надушен пряно мех.
Для меня же боль и слезы
Прикрывает громкий смех.
Наша близость все печальней,
Все измученней сердца.
То, что было в нашей спальне, —
Признак близкого конца.
«Еще бледна ты и безвольна…»
Еще бледна ты и безвольна,
И грусть легла у слабых уст,
Но так покорно, так безбольно,
Так упоительно я пуст.
У зеркала для туалета
Ты пудришь лоб, лицо склонив,
И нежно просишь, неодета,
Чтоб застегнул я сзади лиф.
Но я изнеженно и кротко
Влюблен, упав на скользкий пол,
В твою неровную походку
И в твой надушенный подол.
Побудь еще полуодета,
Склонись, улыбкой опьяня,
И здесь, на холоде паркета,
Люби безвольного меня.
«Твой горький рот, пропахший никотином…»
Твой горький рот, пропахший никотином,
Так сладостно с моим играет ртом,
Твой темный взор, доступный всем мужчинам,
Так полно отражен в моем.
И меж грудей пахучая долина
Горит огнем моих безумных губ.
Прильнул, дышу отравой никотина,
И падаю, как труп.
«Чужие люди подходили…»
Чужие люди подходили
К тебе смеясь.
Казалось, в мире все забыли
Про нашу связь.
С тобой любезничал мужчина,
А я бледнел
И, нагибаясь у камина,
Ладони грел.
Конечно так: «ничто не вечно».
В твоем саду
Я только странник, только встречный,
И я уйду.
Мимолетное
Глаза, голубые когда-то,
Опавшие в сети морщин
(На фоне багряном заката,
Над паром зеленых долин!)
Сидим на скамейке бульвара.
Под ветром укуталась в мех
(Тепло и духи будуара,
Касания, в дрожи, и смех!)
У лаковых плит пьедестала
Дочурка (похожа, светла)!..
Взяла за рукав, прошептала:
«Ты помнишь? Но та умерла…»
КРУГЛЫЙ СТОЛ. («ОМФАЛОСЪ» ПЕТРОГРАД-ОДЕССА. 1919)
ВОКРУГ СТОЛА
«Веселье с песней сплетено вокруг стола…»
Веселье с песней сплетено вокруг стола.
Остроты, ласки и вино вокруг стола.
Желанен каждый гость, и есть для всех венок,
И каждый дружбы лишь звено вокруг стола.
Мы пьем из кубка одного: не хочешь — пей!
Эрота славить нам дано вокруг стола.
<1917>
«Как нежно, без косметики, румян, кто любит…»
Как нежно, без косметики, румян, кто любит,
Благословляет розу и бурьян, кто любит!
Богатства копишь ты, о радости забывший,
Но что тому товаров караван, кто любит!
Скопец угрюмо пьет, один в кругу бутылок,
От первого бокала томно пьян, кто любит.
Тот за столом пленительной чертой отмечен
И звездным светом тайно осиян, кто любит.
<1917>
ПЛЕННЫЕ ПЕСНИ
«Только пленных песен звуки…»
Только пленных песен звуки,
В кольцах матовые руки,
Легкий вздох, цветная шаль…
Нет, не хочется шербета.
Слишком сини волны света,
Пахнут розы и миндаль.