- А зато теперь, став губернатором Нью-Орлеана, он может предложить тебе шпионить, в пользу испанцев. Ты не думал об этом?
- Вероятно, он попробует, если я намекну, что готов на это... Но должен тебе сказать, что не сделаю этого. Пусть этим занимается генерал Джеймс Уилкинсон, а я не буду.
- Ради Бога, не говори такие слова'. - воскликнул Мэтью. - Ходят упорные слухи, что Уилкинсон связан с испанцами, но доказать никто ничего не может. Ты лучше придержи язык, а то генерал сочтет необходимым защитить свою честь, о которой он так много везде трубит.
Морган улыбнулся, глядя на сгущающиеся сумерки.
- Я не боюсь Уилкинсона, папа. Он, во-первых, не тот человек, который вызвал бы меня на дуэль, так как знает, что я приму вызов и добьюсь победы! А во-вторых, я уверен, что генерал действительно шпионит в пользу испанцев и если мне, конечно, захочется и будет на то свободное время, то я смогу это доказать. Не забывай, что Филипп Нолан и я в своем роде друзья.
- Я не люблю этого молодого человека, и никогда не любил! - медленно проговорил Мэтью. - И не только из-за его связей с Уилкинсоном. Мне, не нравится весь образ его жизни. Ловля диких лошадей на испанской территории что это за занятие?
- Но это, черт побери, все же лучше, чем заниматься такими делишками, как Уилкинсон! - едко заметил Морган.
- М-м-м, возможно, ты и прав. В конце концов, Гайозо по-своему честный человек. Благодари Бога, что тебе придется в Нью-Орлеане иметь дело с ним, а не с Уилкинсоном.
- Да, это точно. Но в данном случае, возможно, было бы проще с Уилкинсоном. Ведь все, что я хочу сделать - это предложить достаточно большую взятку. С Гайозо это срабатывает не всегда.
- Ты думаешь, что у тебя с этим возникнут проблемы? Слушай, Морган, нам очень нужны причалы и склады в Нью-Орлеане. Без них нам будет чертовски трудно, - озабоченно произнес Мэтью.
Морган кивнул, размышляя о проблемах, связанных с Миссисипи. Нью-Орлеан был единственным портом, пригодным для приема товаров. А без разрешения испанцев на использование порта все товары: хлопок, индиго и даже звериные шкуры - оказываются совершенно бесполезными. Договор между Испанией и набирающими силу Соединенными Штатами Америки, подписанный в Сан-Лоренцо в 1796 году, защищал интересы американцев и их бесспорное право на использование реки в течение трех лет. Но этот срок уже истекает. Проблема перехода к Испании прав, которыми пока обладали американцы, на время овладела умами всех. А общение с испанскими официальными лицами в Нью-Орлеане превратилось в кошмар. Не одну руку приходилось наполнить золотом для получения необходимых разрешений и подтверждающих их документов.
Глядя в темноту, Морган медленно произнес:
- Вот если бы мы могли как-то овладеть Нью-Орлеаном, тогда бы наконец прекратилась эта непрерывная тяжба с испанцами.
- Ха! С таким же успехом можно претендовать на Луну. Испанцы не отдадут ни дюйма своей территории. Посмотри, сколько потребовалось времени, чтобы эти "доны" убрались с земель, которые отошли нам по последнему договору.
Морган последний раз затянулся и бросил остаток сигары в стоящую перед ним пепельницу.
- Ты, вероятно, прав, папа, но сколько еще нужно решить важных для нас всех проблем по эту сторону Аппалачей. - и, поднявшись, добавил:
- Ну, я пошел спать, а как ты?
- Минутку, - Мэтью поколебался и наконец заговорил о том, что камнем лежало на его сердце. - Когда ты будешь в Нью-Орлеане, не собираешься ли ты там встретиться с какой-то девушкой, ради которой ты и едешь туда?
Насмешливое выражение появилось на худом, нахмуренном лице Моргана.
- Если ты имеешь в виду леди, на которой я собирался бы жениться, то нет, папа. Ты бы лучше довольствовался внуками, которых произведут на свет другие твои отпрыски.
- Но Морган... - запротестовал Мэтью. Однако Морган остановил его движением руки и произнес твердым, как сталь, голосом:
- Нет! Я не буду беседовать на эту тему. А ты продолжай, если хочешь говорить о неприятных мне вещах.
Мэтью благоразумно прервал разговор.
Морган такой нетерпимый, подумал он, сердясь на сына, но в то же время восхищаясь им, и, погасив сигарету, направился в дом.
Но этой ночью Морган уснуть не мог. Слова отца напомнили ему то, о чем он тщетно пытался забыть. Неохотно, с горечью позволил Морган себе вернуть любимый образ Стефании. Вскочив с постели, он остановился перед высоким окном, глядя на дорогу. Лунный свет заливал магнолии в центре кольцевой аллеи, наполняя серебром каждый листок. Но Моргану было не до прелестей ночи. Он ударил кулаком по стене:
- Как мог я обмануться этим красивым личиком? Почему сразу не догадался, что ей были нужны только деньги?
Но если Морган еще как-то мог думать о покойной жене, то слишком глубокое горе не позволяло касаться смерти Филиппа. Стефания была взрослой женщиной, которая следовала собственным страстям, но его маленький сын оказался их заложником. Морган тосковал и по жене, и по сыну, но любовь к Стефании умерла в тот момент, когда он прочел ее безжалостное письмо. Любовь умерла, оставив ледяную ярость, которую усилила смерть Филиппа.
- "Бессовестная дрянь!" - думал Морган, переполняясь ненавистью за все то, что Стефания с ним сделала.
Он горько рассмеялся в темноту:
- - И отец еще спрашивает, ждет ли меня в Нью-Орлеане какая-то особенно дорогая мне женщина! Да я скорее провалюсь в ад, чем позволю поверить паре красивых лживых глаз, - свирепо пообещал он себе.
- Я больше никогда не женюсь! Никогда!
Глава 3
Морган резко вскочил с постели. Ночной кошмар все еще казался реальностью.
Некоторое время он не понимал, где находится, пустым взглядом оглядывая просторную красивую комнату и стараясь вспомнить, как он сюда попал. Элегантная роскошная мебель безошибочно указывала на благополучие дома. Взгляд Моргана скользнул по малиновому шелковому покрывалу на кровати и остановился на комоде у противоположной стены, украшенном искусной резьбой, по-видимому, испанской работы. И сразу стала возвращаться память о прошедшем. Морган понял, что находится в доме губернатора Нью-Орлеана...