– Господи спаси!
– Ты не понимаешь. С талантливым ребенком нельзя обращаться, как с обычными детьми. Вот одна из причин, почему я хочу избавить Бэби от мещанского соседства. Не желаю, чтобы она привыкала выражаться по-простецки, как эти здешние сопляки, или вместе с ними беспризорничала.
– Я знаю этих ребят, – сказал Биф. – Ничего в них плохого нет. И детишек Келли в доме напротив… и парнишку Крейна…
– Ты прекрасно понимаешь сам, что Бэби они не ровня.
Люсиль уложила в волосах Бэби последнюю волну. Она пощипала ей щечки, чтобы на них появился румянец. Потом поставила ребенка на пол. По случаю похорон на Бэби было белое платье, белые туфельки, белые носочки и даже крошечные белые перчатки. Бэби, когда на нее смотрели, как-то особенно держала головку, вот и сейчас она была чуть-чуть наклонена набок.
Они молча посидели в маленькой, душной кухоньке. Потом Люсиль заплакала.
– Не буду врать. Не так уж мы с ней были близки, как некоторые сестры. Ссорились, да и видались редко. Может, потому, что я намного ее моложе. Но родная кровь не вода, и когда это случается…
Биф зацокал языком в знак сочувствия.
– Я-то знаю, как вы жили с ней, – продолжала Люсиль. – Тоже не всегда как голубки. Но, может, поэтому тебе сейчас и больнее.
Биф подхватил Бэби под мышки и посадил к себе на плечи. Девочка становилась тяжелее. Осторожно поддерживая ее, он прошел в гостиную. Он остро ощутил близость и теплоту ее детского тельца; белая шелковая юбочка резко выделялась на темной материи его пиджака. Она крепко ухватила ручкой его за ухо.
– Дядя Биф! Смотри, как я делаю шпагат.
Он мягко опустил Бэби на пол. Она согнула ручки над головой, и ноги ее заскользили по желтому, натертому полу в разные стороны. Через секунду она уже сидела – одна нога вытянута прямо перед собой, а другая назад, за спину. Она замерла в этой позе с вычурно согнутыми ручонками, упершись грустным взглядом в стену.
Потом снова вскочила на ноги.
– Смотри, как я сейчас пройдусь колесом. Смотри, как я…
– Солнышко, успокойся, – попросила Люсиль. Она уселась рядом с Бифом на плюшевую кушетку. – Правда, она немножко на него похожа… глазами и вообще лицом?
– Вот уж нет! Не вижу в ней ни малейшего сходства с Лероем Уилсоном.
Люсиль выглядела слишком худой и замученной для своих лет. Может быть», из-за того, что на ней было черное платье и она долго плакала.
– В конце концов, он отец Бэби, от этого никуда не денешься, – вздохнула она.
– Неужели никак не можешь забыть этого человека?
– Не знаю. Видно, я круглая дура во всем, что касается Лероя или Бэби…
Бледные щеки Бифа уже снова отливали синевой; слова его звучали устало.
– Неужели ты не можешь ничего додумать до конца, понять, что произошло и что из этого следует? Неужели тебе недоступна логика – ведь надо же считаться с фактами.
– Наверно, в том, что касается его, не могу.
Веки у Бифа были низко опущены и голос утомленный.
– Ты вышла замуж за некоего человека, когда тебе было только семнадцать, и сразу между вами пошли скандалы. Ты с ним развелась. Через два года опять вышла за него замуж. Теперь он снова от тебя ушел, и ты даже не знаешь, где он. Казалось бы, все это могло тебе доказать, что вы друг другу не пара. Даже не переходя на личности и не говоря о том, что собой представляет этот человек.
– Ей-богу, я всегда знала, что он негодяй. У меня одна надежда – что он больше сюда не явится…
– Смотри, Бэби! – поспешно прервал ее Биф. – Ты умеешь делать из пальцев птичку?
Люсиль покачала головой.
– Не беспокойся. У меня от ребенка нет никаких секретов. Она знает о моей беде все как есть.
– Значит, если он вернется, ты опять пустишь его в дом и позволишь сидеть у тебя на шее сколько ему вздумается? Как раньше?
– Ага, наверно, пущу. Стоит кому-нибудь позвонить в дверь или по телефону, стоит мне услышать на крыльце шаги, и я сразу думаю: а вдруг это он?
Биф развел руками.
– Вот тебе и на.
Часы пробили два. В комнате было жарко и душно. Бэби еще раз прошлась колесом и снова сделала шпагат на натертом полу. Биф посадил ее к себе на колени. Болтая ножками, она била его по бедру. Расстегнув на нем жилет, девочка уткнулась лицом ему в грудь.
– Послушай, – начала Люсиль. – Если я у тебя кое-что спрошу, ты мне скажешь правду?
– Конечно.
– О чем бы я ни спросила?
Биф потрогал мягкие золотистые волосики Бэби и ласково положил руку ей на голову.
– Безусловно.
– Это было лет семь назад. Вскоре после того, как мы первый раз поженились. Как-то вечером приходит он от тебя, а вся голова у него – в огромных шишках. Говорит, будто ты схватил его за горло и бил головой о стенку. И сплел какую-то историю – почему. Но я хочу знать, в чем было дело.
Биф повертел обручальное кольцо на пальце.
– Никогда твой Лерой мне не нравился, и мы просто подрались. В те времена я «был совсем не такой спокойный, как сейчас.
– Неправда. Тебе и тогда понадобилась бы для этого серьезная причина. Мы знаем друг друга не первый день, и я уже давно поняла: у тебя на все непременно есть своя причина. Ты всегда поступаешь по рассудку, а не по прихоти… Ты же мне обещал сказать правду. Я хочу ее знать.
– Да какое это теперь имеет значение?
– А я говорю, что для меня имеет.
– Ну ладно, – сказал Биф. – Пришел он тогда вечером, выпил лишку и стал про тебя трепаться. Хвастал, что будет появляться дома только раз в месяц и бить тебя смертным боем, а ты все это съешь. А потом еще выйдешь в переднюю и громко начнешь хохотать, чтобы соседи думали, будто вы с ним просто дурачились. Вот и все, что тогда было, и нечего тебе об этом вспоминать.
Люсиль выпрямилась, на щеках ее загорелись два красных пятна.
– Видишь, Бартоломью, почему мне надо надевать шоры, чтобы не думать о том, что было, или о чем-нибудь постороннем. Я должна думать только о том, чтобы по утрам ходить на работу, три раза в день готовить еду и как бы получше устроить судьбу Бэби…
– Да…
– Надеюсь, и ты будешь себя так вести, а не думать о прошлом.
Биф опустил голову на грудь и закрыл глаза. В течение всего долгого дня ему некогда было подумать об Алисе. Когда он пытался вспомнить ее лицо, его словно одолевала какая-то непонятная слепота. Единственное, что он видел отчетливо, – это ее ступни, мягкие белые обрубочки с пухлыми пальчиками. Подошвы были розовые, и возле левой пятки темнела крохотная родинка. В первую брачную ночь он снял с нее туфли и чулки и стал целовать ей ноги. И пожалуй, в этом был свой резон, недаром японцы считают, что самое лакомое у женщины – ноги.
Биф пошевелился и взглянул на часы. Скоро ехать в церковь, где будет совершен погребальный обряд. Мысленно он представил себе всю церемонию. Церковь… поездка вместе с Люсиль и Бэби похоронным шагом за катафалком… кучка людей с поникшими головами, освещенная сентябрьским солнцем. Солнце на белых надгробьях, на увядших цветах и парусиновом навесе над только что вырытой могилой. А потом снова домой. И что тогда?
– Сколько ни ссорься, а родная сестра – это родная сестра, – сказала Люсиль.
Биф поднял голову.
– Почему бы тебе не выйти замуж опять? За какого-нибудь приличного холостого молодого парня, который будет заботиться о тебе и о Бэби? Если бы ты могла забыть Лероя, из тебя вышла бы прекрасная жена.
Люсиль помедлила с ответом. Наконец она сказала:
– Сам знаешь, как у нас с тобой… Мы отлично понимаем друг друга безо всяких там воздыханий… Только на такую близость с мужчиной я и пошла бы теперь. Не больше.
– И я, – сказал Биф.
Через полчаса в дверь постучали. Машина, которая должна была отвезти их на похороны, стояла внизу. Биф и Люсиль медленно поднялись. Втроем – впереди шла Бэби в белом шелковом платьице – они, мерно шагая, вышли на улицу…
На следующий день Биф ресторана не открывал. Но к вечеру он снял с дверей увядший венок из лилий и снова пустил посетителей. Постоянные клиенты входили с печальными лицами и, прежде чем сесть за столик, сочувственно беседовали с хозяином у кассы. Собрались те, кто приходил всегда: Сингер, Блаунт, люди, работавшие в магазинах по соседству и на фабриках вдоль реки. После ужина появилась Мик Келли со своим братишкой и опустила пять центов в автомат. Проиграв, она заколотила по машине кулаками и открыла лоток в надежде, что оттуда все-таки что-нибудь выскочит. Потом сунула еще одну монету и выиграла чуть не все содержимое автомата. Оттуда с грохотом посыпались монеты и раскатились по всему полу. Подбирая деньги, девочка и ее братишка зорко поглядывали по сторонам, не наступит ли кто-нибудь из посетителей на монетку, чтобы ее прикарманить. Немой обедал за столиком посреди ресторана. Напротив него сидел в праздничном костюме Джейк Блаунт, пил пиво и разглагольствовал. Все было как обычно. Постепенно воздух стал густым от табачного дыма, поднялся шум. Биф внимательно следил за клиентурой – от него не ускользал ни один звук, ни одно движение.