И в голове у Кристофа закружилась тревожная мысль: «Да что не так сегодня с моей семьей?!».
Лилиан же не могла отделаться от вопроса, что не так с ее отцом. Впрочем, она уже давно определила, что с ним не так... Все! Он совершенно беспомощен и бесполезен. Порой даже опасен для собственного королевства.
Неужели он не понимает, что происходит? Неужели он не понимает, что отдавать Ивтану Дурхам нельзя? И что так открыто прогибаться перед не очень-то недружелюбным соседом тоже?
Ей ужасно захотелось выговорить ему все, что она думает, объяснить ему, какой он дурак и к чему приведут его необдуманные действия... Но сумела взять себя в руки, вспомнить, что у нее уже есть план, который она так долго готовила, и который вот-вот будет исполнен.
Нужно только сделать так, чтобы Явик ей не помешал...
Меньше всего на свете Лилиан хотела бы привлекать человека, которого считала своим главным конкурентом и противником. Но при сложившихся обстоятельствах... При сложившихся обстоятельствах необходимо было обратиться к Грегору.
И принцесса искренне надеялась, что слух, который она пустила сегодня в церкви, правдив, и сводный брат действительно готов порвать любого, кто приблизится к княгине.
Иначе... Иначе она не представляет, что делать.
От этой мысли на Лилиан чуть было не накатила волна паники - ужасно непривычного, несвойственного ей чувства. Во многом можно было ее упрекнуть, и в жесткости, граничащей с жестокостью, и в чрезмерном самодовольстве, и в равнодушии к окружающим и их чувствам. Хотя... Последнее она считала полезным качеством.
Но трусость и нерешительность никогда ее не беспокоили.
Более того именно две эти черты она больше всего не любила в людях. То, какое ужасное воплощение они приняли в отце, приводило ее в искреннюю ярость, и чем старше, сильнее, умнее она становилась, тем сложнее было Лилиан терпеть короля.
Все об него вытирали ноги, все им пользовались и принцессу это по-настоящему унижало, ведь она оставалась частью его семьи, происходила от него, как бы ни становилось противно от этой мысли.
Да и матушка с Джозефом не радовали: одна уж скоро захлебнется вином, одному Святому известно, что послужило началом этого пагубного пристрастия, а другой уже в столь юном возрасте показывает себя мягкотелым слабаком, прямо как отец.
Лилиан предпочитала думать о себе, не как о дочери короля Кристофа, а как о внучке короля Нейлса. Вот он был по-настоящему могущественным самодержавцем. Никто и пискнуть при нем не смел. Если бы он приказал человеку не дышать - тот бы скорее задохнулся, нежели ослушался бы своего короля.
И именно он отвоевал у Ивтана те ценные на ресурсы земли, которые с такой легкостью готов был отдать сейчас его бесхребетный сыночек. Святой! Да нужно завоевывать этих треклятых ивтанцев, которые уже не один век не дают Весмеру покоя, а не уступать свою территорию с ее хозяйкой впридачу!
Добравшись до комнаты Грегора, Лилиан заставила себя выдохнуть, успокоиться и сфокусироваться на деле.
Высшие силы, если они есть, обладают странным чувством юмора, раз единственным достойным наследником Тордуинов сделали бастарда. Впрочем, с другой стороны, происхождение Грегора давало Лилиан шанс на равный бой. Он незаконнорожденный, она женщина, с точки зрения закона они оба бесправны и ни на что не претендуют.
Но только с точки зрения закона.
Почувствовав себя спокойнее, отмахнувшись от злости на отца и тревоги, что внезапный приезд Явика может сыграть с ее планами плохую шутку, Лилиан постучала в дверь.
Когда речь заходила о других ее родных, о приближенных и фаворитах, она не церемонилась, заходила в их комнаты без разрешения, порой и без стука.
Но и без всех ее подковерных игр она старалась быть осторожной при сводном брате, не забывала о его проницательности и о том, что он совершенно ее не боится. А если учитывать, что в сети интриг, которые она распутала, граф Фаулз занимал не только центральное место, а был еще и одним из тех, по кому и задумывалось нанести удар, Лилиан следовало быть внимательней вдвойне.
Вместо того, чтобы просто дать разрешение войти, Грегор сам отворил дверь, и Лилиан четко различила тревогу и брезгливость, вместе с удивлением проявившиеся на его лице. Но только на секунду.
Братец умел изображать равнодушие, особенно по отношению к ней, и сразу же применил эту свою способность.
- Кажется, вы ошиблись дверью, Ваше Высочество, - выговорил граф Фаулз с нарочитой усталостью в голосе.