– Да, как хорошо, что у нас есть боги, – на них всегда можно свалить все проблемы, решение вопросов, надежды и ожидания, – скрыть едкий сарказм Беван не потрудился. – А ежели что не сложится, то, значит, дело неугодно богам. Все свободны и можете разойтись по домам. Легко, удобно, дёшево.
– Беван, – произнёс Дрэйк предостерегающе, напоминая, что сейчас не место и не время для теологических споров.
– Надо же, а я-то полагал, ты у нас главный представитель божественной воли, – вмешался Нордан.
– И как представитель богов я ответственно заявляю – они за вас ничего делать не будут. Могут дать возможность, шанс, оружие, да хоть знак какой направляющий подкинуть, но пользоваться ими вы должны сами. Равно как и думать и решать, нужно ли оно вам.
– И богиня дала шанс, – мягко заметил дух. – Хотя едва ли я мог предположить, что этим шансом окажется другой собрат.
– Вот и доказали божественное участие в делах смертных и бессмертных, – пробормотал Нордан насмешливо.
– Долго же богиня думала, – отозвался Беван раздражённо. – А если бы Рейнхарт Веледу угробил раньше? Или я где-нибудь припозднился бы?
– Кем бы вы ни были, господин, и что бы вас ни связывало с вашими богами, но я не считаю себя вправе обсуждать и осуждать Её волю…
– Прекратите вы наконец! – неожиданно выкрикнула Веледа, вскочила и выбежала прочь из гостиной, хлопнув дверью.
– Молодцы, – констатировал Нордан.
– Да иди ты, льда кусок! – зло огрызнулся Беван и вышел стремительно вслед за девушкой.
Спустя несколько секунд шаги за дверью стихли, и в гостиной воцарилась тишина, замершая зверем в засаде, напряжённым, настороженным.
– И что дальше? – спросила Лиссет.
– А дальше ты или поставишь свои лютики в воду, или выбросишь в мусорку, потому что ты их вконец залапала, – ответил Нордан.
– Это фиалки! – возмутилась лисица.
– Какая разница: фиалки, лютики, настурции…
– Сделаем перерыв, – предложил Дрэйк, бросив взгляд на напольные часы в углу. – Как бы ни были важны беседы, но на сегодня у нас есть и другие дела.
– И беседами сыт не будешь, – согласилась Лиссет и встала с кресла. – Может, вам, бессмертным, регулярно питаться вовсе и не обязательно, а нам надо и кушать три раза в день, и кладовую пополнять.
– Значит, ты в магазин и сходишь, – парировал Нордан.
– Мы все сходим, – поправил Дрэйк.
– Терпеть не могу ни магазины, ни рынки, ни торгашей. И я не слишком-то доверяю Беву, пока он носится, как одержимый, со своей девчонкой.
Я заметила тень неодобрения в глазах Кадиима, однако дух промолчал и лишь ниже опустил голову.
– Тогда останься дома и займись чем-нибудь полезным, – Дрэйк тоже поднялся, протянул мне руку.
Колючее недовольство Нордана царапнуло мимолётно, но всё же он отпустил меня, словно передавая неохотно собрату. Я приняла руку, встала, посмотрела в нерешительности на Кадиима, не зная, следует ли приглашать духа с нами или же он и так будет сопровождать меня везде, пока артефакт на моём пальце?
– Если желаете, моя леди, я могу помочь по дому, – произнёс Кадиим почтительно.
– О, было бы неплохо, – оживилась Лиссет.
– Если вам что-то потребуется, вы всегда можете позвать меня, и я тотчас явлюсь, – добавил дух.
– Норд, я… – начала я, однако Дрэйк жестом перебил меня и увлёк к двери.
– Норд справится. Верно, Норд?
– А куда Норд денется? – отозвался тот саркастично, смерил Кадиима внимательным оценивающим взглядом.
Хочу возразить, что готовность духа служить мне отнюдь не повод низводить его до уровня раба, бесплатной рабочей силы, но Дрэйк уводит меня из гостиной. Лиссет за нами и в холле обгоняет, взбегает по лестнице. Мы поднимаемся неспешно следом, останавливаемся в начале коридора. Дрэйк будто в рассеянности гладит мои пальцы, изредка задевая серебряное кольцо, и я вижу, чувствую его задумчивость, далёкую от артефактов, Рейнхарта и посеянной старшим лжи.
– Роман был недолгим: несколько месяцев, а потом она ушла сама, как положено представителям её вида, – тихий голос Дрэйка в тишине сумрачного коридора прозвучал неожиданно громко. Впрочем, мне кажется, Лиссет больше занята фиалками, нежели очередной беседой. – Признаться, я не часто о ней вспоминал… да и о других тоже. Мне казалось это предательством.
Памяти Дайаны.
Дрэйк не произносит этих двух слов вслух, но они всё равно замирают между нами, разрезают незримо воздух щелчком кнута.
Ни привязка, ни годы, ни смерть не умаляют ревности – я понимаю это как-то сразу и вдруг. Возможно, и надо мной довлеет собственнический инстинкт, куда более сильный, чем казалось прежде. А возможно, я сама по себе ревнива, просто раньше повода не возникало.