– Ваше императорское величество, – я присела в глубоком реверансе перед правительницей. – Милорд. С вашего позволения я бы хотела покинуть бал – мне что-то нездоровится.
– С тобой всё хорошо? – спросил папа встревожено.
– Голова болит, – соврала я. – Должно быть, я переутомилась. На этой неделе было много работы и не все отчёты ещё разобраны.
– Что ж, тогда поезжай домой, дитя, и отдохни как следует, – милостиво кивнула Катаринна, растянув губы в улыбке, большей похожей на акулий оскал.
– Её императорское величество, несомненно, права, – согласился отец, бросив цепкий, ищущий взгляд куда-то за мою спину. – Тебе лучше вернуться домой и пусть Кадиим позаботится о тебе. Доброй ночи, Веледа.
– Доброй ночи, милорд. Ваше императорское величество, – я всегда при посторонних обращалась к папе «милорд», а он называл меня по имени или госпожа Ритт, избегая ласкового «моя роза».
Я вновь присела в реверансе, отступила от трона и, развернувшись, пошла через зал к выходу, молясь всем известным мне богам, чтобы не встретить по дороге Бевана.
Боги проявили милосердие и от встречи уберегли. На сей раз.
* * *
Айшель
Беван отсутствовал недолго и вернулся, на ходу вытирая платком мокрое лицо. На наши недоумённые взгляды пояснил – освежиться ходил. Ну, хорошо хоть не душ принять, проворчала Лиссет в ответ.
Лисицу и Бевана действительно узнали многие, но подходить, приветствовать, справляться о жизни за прошедшие годы никто не торопился. Только смотрели удивлённо, настороженно, перешёптывались за нашими спинами. И застывали статуями, когда Беван как ни в чём не бывало кивал кому-то, словно их могли уличить в преступных связях с предателем, в пособничестве беглому собрату.
На балкон меня одну не отпустили, хотя я и попыталась заверить, что в случае чего справлюсь сама. Так и пошли втроём.
Балкона три, одинаково больших, прямоугольной формы, с вазонами на углах балюстрады. Речная гладь, собирающая сияние городских огней, и часть Эллораны на противоположном берегу. Звёздное небо, напоенный прохладой воздух и смешанные с музыкой голоса, приглушённые закрытой Беваном дверью. Второй балкон выглядел пустым, никого из посторонних нет – вышедшая первой Лиссет принюхалась, прислушалась и только после её кивка Беван пропустил меня. Сам остался по другую сторону порога, стражем при входе.
– Айшель?
Я обернулась на голос, негромкий, родной, бросилась не раздумывая в объятия. Дрэйк увлёк меня к боковой стороне балюстрады, так, чтобы нас не было видно из зала. Лиссет осталась стоять спиной к нам, делая вид, будто любуется открывающимся пейзажем.
– Дрэйк, – я тонула в запахе, в объятиях, в безумной радости, за пеленой которой мерк, исчезал окружающий мир. – Дрэйк.
Не получается произнести ничего, кроме его имени, словно другие слова закончились разом. Дрэйк прижимает меня к себе, затем отстраняет чуть, рассматривает внимательно в сумерках. Снова прижимает, обхватывает лицо ладонью, целует. Обвив его шею руками, я отвечаю, задыхаюсь от ощущения губ Дрэйка на моих, от радости, накрывшей с головой, рвущейся на волю слёзами облегчения. И едва сдерживаю разочарованный стон, когда мужчина прерывает поцелуй.
– У нас всего несколько минут, – проговорил Дрэйк, погладив меня по щеке. – Я не могу отсутствовать долго, иначе это вызовет подозрения.
– Но мы же можем встретиться позже в другом месте? – спросила я.
– И даже нужно, – добавила Лиссет. – Беван тут, понимаешь ли, революцию затеял…
– Он с ума сошёл?
– У него есть план.
– Правда? – в голосе Дрэйка сомнение, скепсис. – Уже горю желанием его выслушать.
– Дрэйк, он… ведь здесь, во дворце? – прошептала я.
Пристальный взгляд, тьма в глазах, нарушаемая огненными всполохами.
– Да. Точнее, под дворцом. Я убедил Рейнхарта, что надёжнее не перевозить его в другое место, а оставить в городе, где он будет под нашим постоянным наблюдением.
– Маленькая комната с ледяными стенами и посреди неё – гроб с прозрачной крышкой?
– Да, – во тьме мелькнуло удивление рыжей тенью. – Откуда ты знаешь?
– Видела… во сне.
– Что там с охраной? – обернулась к нам лисица.
– Наш стандартный защитный полог и несколько охранных амулетов колдунов Рейнхарта.
– И в чём подвох?