Она внимательно посмотрела на него. Пуаро как будто предостерегал ее, указывая на угрозу, которой она не замечала.
— Так вы думаете, я завязла в этой истории? Правда, я разговаривала с миссис Кеттеринг перед самой ее смертью, но теперь… теперь все уже позади.
— Ах, мадемуазель, мадемуазель, разве можно наверняка знать, что с чем-то «навсегда покончено»?
Кэтрин с вызовом обернулась к нему.
— О чем вы? — спросила она. — Вы хотите мне что-то сказать, я не понимаю намеков. Лучше скажите прямо.
Пуаро печально посмотрел на нее.
— Ah, mais c'est anglais ca, — тихо сказал он, — Все только черное или белое, все разложено по полочкам и определено. Но жизнь не такова, мадемуазель. Бывают вещи, которых как бы и нет, а они уже отбрасывают тень.
Он вытер лоб большим шелковым платком.
— Но я что-то ударился в поэзию. Давайте, как вы говорите, перейдем к фактам. А в связи с этим, скажите, что думаете о майоре Кнайтоне.
— Он, действительно, мне очень нравится, — сказала Кэтрин. — Очень симпатичный молодой человек.
Пуаро вздохнул.
— В чем дело? — спросила Кэтрин.
— Вы ответили с таким чувством. Если бы вы сказали безразличным тоном: «О, он очень мил» или что-нибудь в этом роде — eh bien, знаете, тогда я был бы более доволен.
Кэтрин не ответила, она чувствовала себя не совсем удобно. Пуаро задумчиво закончил:
— И все же, кто знает? У женщин столько способов скрывать свои чувства, а сердечность — способ ничем не хуже любого другого.
Он снова вздохнул.
— Я не понимаю… — начала Кэтрин, но Пуаро прервал ее.
— Вы не понимаете, мадемуазель, почему я так бесцеремонен? Я уже старик, мадемуазель, и иногда — не очень часто — я встречаюсь с людьми, благосостояние которых… мне дорого. Мы друзья, мадемуазель, вы сами только что сказали. В том все и дело — я хочу, чтобы вы были счастливы.
Кэтрин смотрела прямо перед собой и чертила что-то зонтиком на дорожке.
— Я спросил вас о майоре Кнайтоне, теперь задам еще один вопрос: вам нравится мистер Дерек Кеттеринг?
— Я его мало знаю.
— И только?
— Думаю, что да.
Пуаро поразило то, как она произнесла последние слова, и он пристально посмотрел в глаза Кэтрин.
— Может быть, вы и правы, мадемуазель. Видите ли, я многое повидал и знаю, что если любовь к плохой женщине может испортить хорошего мужчину, то и наоборот — любовь к хорошей может «испортить» плохого.
Кэтрин бросила на него быстрый взгляд.
— Вы сказали: «испортить»…
— Если смотреть с его позиций. Преступление тоже становится человеческой натурой.
— Вы все время хотите предостеречь меня, — тихо сказала Кэтрин. — Против кого или чего?
— Я не могу заглянуть в ваше сердце, мадемуазель, и вы не позволили бы, даже если бы мог. Скажу только вот что: некоторые мужчины странно привлекательны для женщин.
— Граф де ля Рош, — с улыбкой сказала Кэтрин,
— Есть и другие — поопасней, чем граф. В них есть хорошие качества — смелость, отвага. Вы увлечены — я вижу, мадемуазель, — и, я надеюсь, тут не более, чем увлечение. Да, я надеюсь. Мужчина, о котором я говорю, несомненно, искренен, но все же…
— Да?
Он встал и, глядя ей в лицо, медленно и раздельно сказал:
— Можно любить вора, мадемуазель, но не убийцу.
Повернулся и быстро ушел, оставив Кэтрин на скамейке.
Он слышал, как она застонала, но не обратил внимания. Он сказал все, что хотел, и оставил ее, чтобы дать время осмыслить сказанное.
Сияло солнце. Из казино вышел Дерек Кеттеринг, который, заметив на скамейке Кэтрин, присоединился к ней.
— Я играл, — весело сказал он, — и неудачно: проиграл все, что было в кармане.
Кэтрин озабоченно посмотрела на него. Он вел себя как-то необычно, чувствовалось, что пытается сдержать сильное волнение, но с небольшим успехом.
— Я и думала, что вы игрок.
— Всегда и во всем игрок? Вы почти правы. А вас разве не увлекает игра? Поставить на карту большие деньги — таких ощущений нигде не испытаешь.
Хотя Кэтрин и думала, что она спокойна и уверена, она почувствовала, что может вот-вот расплакаться.
— Я хотел поговорить с вами, — продолжал между тем Дерек. — Кто знает, будет ли еще такая возможность? Говорят и думают, что я убил жену — подождите, не прерывайте. Абсурд, конечно, — он немного помолчал, а затем заговорил уже более свободно. — Перед полицией и местными властями мне приходится притворяться, чтобы сохранять приличия, но перед вами я притворяться не хочу. Я женился из-за денег. Я нуждался в деньгах, когда впервые встретил Руфь Ван Алден. Она тогда походила на мадонну, и я, в общем, решил построить хорошую семью, но наступило горькое похмелье. Моя жена любила другого мужчину, когда выходила за меня замуж, я для нее никогда ничего не значил. Нет, я ее не обвиняю, то была очень благопристойная сделка: она хотела получить титул — мне нужны были деньги. Трудности начались просто из-за того, что Руфь американка. Хоть я и не был ей нужен, ей хотелось, чтобы я находился при ней, как примерный ребенок. Она все время напоминала, что купила меня, что я принадлежу ей. Ну вот и я стал относиться к ней с отвращением. То же самое вам сказал бы мой тесть, и был бы совершенно прав. К моменту смерти Руфи я был на пороге полного разорения, — он вдруг рассмеялся. — Имея дело с таким человеком как Ван Алден, каждый оказался бы на пороге разорения. А потом? — Дерек пожал плечами. — А потом Руфь убили — к моему счастью.
Он рассмеялся, и от его смеха Кэтрин содрогнулась.
— Да, — сказал Дерек, — хоть и бессердечно, но зато правда. А теперь я хочу вам сказать еще кое-что. Как только я увидел вас, я понял: вы единственная женщина, которая мне нужна. Я… я боялся вас, боялся, что вы принесете мне несчастье.
— Несчастье? — быстро спросила Кэтрин.
Он пристально посмотрел на нее.
— Почему вы так спрашиваете? О чем вы подумали?
— Я подумала о том, что мне говорили.
Дерек вдруг ухмыльнулся.
— Вам многое могут наговорить обо мне — большей частью сказанное будет правдой. Есть вещи и похуже, о которых вам никто не расскажет. Я всегда был игроком и совершал иногда странные поступки. Не стану отрицать ни сейчас, ни когда-либо еще. Но с прошлым покончено. Я хочу только, чтобы вы поверили мне в одном: клянусь всем, что есть святого — я не убивал своей жены.
Он говорил искренне и серьезно, но немного театрально. Заметив, что Кэтрин встревоженно смотрит на него, он продолжил:
— Я знаю. Я солгал вчера. Я действительно входил тогда в купе жены.
— Вот как…
— Трудно объяснить, зачем я к ней ходил, но я попытаюсь. Я сделал это неожиданно для самого себя. Видите ли, я более или менее шпионил за своей женой. В поезде я старался не попадаться ей на глаза. Мирель сказала, что у моей жены в Париже свидание с графом де ля Рош, что оказалось не совсем так. Мне стало стыдно и я вдруг подумал, что надо выяснить отношения раз и навсегда. Я толкнул дверь и вошел в купе.
Он остановился.
— Я слушаю, — сказала Кэтрин.
— Руфь спала — ее лицо было повернуто к стене и я видел только ее затылок. Я, конечно, мог разбудить ее, но вдруг почувствовал, что зря потеряю время. Что мы, в конце концов, могли сказать друг другу, кроме того, что говорили уже сотни раз? Она так мирно спала. Я осторожно вышел из купе.
— А почему вы лгали в полиции? — спросила Кэтрин.
— Потому что я не круглый дурак. Я с самого начала понял, что, с точки зрения наличия мотива, я — идеальный убийца. Если бы я признался, что был у нее в купе незадолго до ее смерти, я вынес бы себе окончательный приговор.
Понимала ли она его? Она сама не знала. Она чувствовала почти магнетическую притягательность Дерека, но что-то сопротивлялось в ней, что-то удерживало.
— Кэтрин…
— Да?
— Вы теперь знаете: я люблю вас. А вы… вы меня любите?
— Я… не знаю. — Она чувствовала, что земля уходит из-под ног. — Если… если только…
Она загнанно посмотрела по сторонам, как бы ища помощи. И тут увидела: прихрамывая, по дорожке к ним спешил майор Кнайтон.