— Ян, — слова просочились в разум ядовитыми струйками, — Ян, хватит. Оставь ее. Не надо больше себя истязать. Отпусти…
Я даже не счел нужным отвечать. Если Нин-джэ не придет на зов, я просто пойду за ней прямо отсюда. Сдохну, сидя у ее тела, — так и что? Будет правильнее всего.
Но тот, который снаружи, на отставал. Теребил, говорил. Не прерывая поток заклинания, я хмыкнул и нарочно нырнул еще глубже во тьму. Нин! Где ты?! Ну же… ну же, вернись… или укажи мне путь, я тебя сам найду!
Кто-то закричал, а я почувствовал, что по лицу потекло горячее. Кровь? Из глаз и носа? Пусть!
— Дурак! — Тьма всколыхнулась и клубами дыма полетела мне навстречу, отвесила звонкую оплеуху. — Опять? Сколько раз тебя учить, придурок? Пошел отсюда! Бегом! Я следом приду, слышишь? Все, все, дозвался. Давай, проваливай обратно в себя!
Даже не помню, как я оказался на полу, кашляя и пытаясь проморгаться. В груди жгло, голова раскалывалась от боли. Рядом сидел Огонь и ругался таким отборным матом, что впору заслушаться. Но я не слушал. Разлепил веки пальцами и вытаращился на стену, из которой валил темный туман, а потом вышла тень с черными крыльями.
Тень несла что-то… кого-то на руках. Она подошла к каменному постаменту, на котором лежали прежнее тело Нин-джэ и то, которое привез Камень. Положила свою призрачную ношу внутрь чужого тела, бережно поправив голову принесенной девушки и сложив ее руки на груди.
Я снова проморгался и едва не заорал.
Нин-джэ выглядела совсем как прежде, до своей первой смерти. Просто сквозь нее просвечивали неровные камни стен.
Нин что-то сказала, но мы ее не услышали. Она быстро это поняла и недовольно скривилась, осмотрев всех по очереди — в подвале теперь столпились все, кого я тут видеть не хотел: Огонь, Дождь, вернувшиеся Камень и поганый Ветер.
— Не сиди, завершай ритуал, — пнул меня в бок вспыльчивый дружок Нин-джэ. — Ну?!
Как во сне я поднялся на ноги, победил звон в ушах и трясучку в руках. Надо было внимательно следить за тем, чтобы магические знаки вокруг каменного ложа выстраивались в правильном порядке, начертанные моей же кровью прямо в воздухе.
Они вспыхивали один за другим, я сосредоточенно вливал остатки сил в ритуал, а тень над прежним телом Нин-Джэ медленно таяла. И я силой заставлял себя верить: так и должно быть! Так правильно!
Первой дернулась и закашлялась, словно утопленница, вытащенная на берег, та самая девчонка, чье тело позаимствовал ритуал в прошлый раз. Она извивалась и выплевывала легкие на пол, а я боялся одного: спихнет же Нин с камня!
Бояться того, что боль моя не оживет, я себе запретил.
Момент первого вздоха я пропустил. Дурак! Как умудрился? Опомнился, только когда эти «братья» дружно рванули к скорчившемуся от боли телу. Нин сама спихнула с камня другую девчонку и мучительно закричала. Но крик был коротким, я даже не успел расшвырять всех к чертовой матери и прорваться к ней. Меня схватил Огонь, выворачивая руки за спину.
— Стой, скотина! Она ранена, не мешай им помочь! — проорал он мне прямо в ухо. Кто бы говорил! Кто бы обзывался, мать его! Ранена… а кем?! Твоим огненным копьем, с-с-с…ка!
Дождь тем временем наложил на скрюченное тело большой талисман исцеления. Ого! Эта штука стоит как половина княжества. И князья не пожалели опустошить сокровищницы ради Нин-джэ? Ну ладно, что-то можно и простить им за такую щедрость. Капельку долга. Маленькую.
Время тянулось бесконечно. Дождь занимался Нин-джэ, Огонь, хотя и не держал меня больше и рук не выворачивал, ближе подобраться все равно не позволял, грубо заявив, что от моего не вовремя сунутого в рану носа лучше никому не станет.
Камень что-то там делал с упавшей на пол другой девчонкой, до которой мне, если честно, не было никакого дела. Удивительно уже то, что она жива. Что Нин-джэ где-то там, в неведомом, нашла ее душу и притащила обратно в этот мир вместе с телом. Хотя чему удивляться-то? Моя боль всегда думает о других больше, чем о себе. Взять чужое тело, попользоваться и выкинуть — это не про нее.
За это и люблю. При том, что бесит меня стремление всем вокруг помочь до мурашек в глазах.
Сам не понял, как все мы оказались уже не в подвале, а в отдельных спальнях наверху. Девчонку унесли в другую комнату, ею занимались слуги и приглашенный личный лекарь князя. А мы все так и теснились вокруг кровати, куда уложили Нин-джэ.
После применения талисмана стоимостью в половину княжества от сквозной раны на ее теле остался только тонкий бледный шрам. Я ловил себя на желании прижаться к нему губами, чтобы все сразу: проверить его реальность, убедиться, что под бледной кожей бьется жизнь, закрыть свою женщину от чужих взоров, наконец!