— Не исчезну.
— Хорошо. И, Нин... — Он будто набрал в легкие побольше воздуха, но так и не смог ничего сказать. Впрочем, неозвученные слова и так висели в воздухе.
— Я прощаю тебя, — тихо сказала я.
Огонь кивнул, встал, чересчур, пожалуй, порывисто, отошел к окну.
А я невольно улыбнулась. Старый добрый Дин-гэ, которому проще броситься в смертельный бой, чем сказать одно простое слово. Какой теперь смысл мучить его, заставляя выдавливать то, что застревает в глотке? Мы все наворотили дел и все, надеюсь, искупили свои грехи. Пусть все идет как идет.
К тому же главное в его жизни извинение ему еще предстоит, если он, конечно, не струсит.
— Что с Лу?
Он вздрогнул, как от удара.
— А что с Лу?
— Когда ты планируешь поехать и поговорить с ней?
Он молчал так долго, что я уж было решила, что разговор закрыт. А потом он вдруг резко развернулся:
— Ну и зачем мне с ней говорить? Чтобы снова прийти и испортить ей жизнь? Помнишь год, когда мы познакомились? Вся ее родня, кроме Роя, меня поганой метлой от дома гоняла, крича, что нечего всяким бродягам вокруг княжен ошиваться. И ведь правы были, я все испортил.
— Испортил, — не стала я спорить. — И продолжаешь портить, вместо того чтобы все исправить. Я не знаю, как она отнесется к твоему появлению. И ты не знаешь. Даже она сама не знает, пока это не произойдет. Но вот что все мы знаем наверняка: если ты не пойдешь к ней, ни у кого из вас однозначно не будет шанса на это счастье.
— Она еще найдет себе нормального жениха, — хмуро бросил Огонь. — А мне за невест — работа и бутылка.
— Бутылка, скорее, за жениха, если разозлить нужных людей, — машинально пошутила я. И, осознав, что это сейчас не слишком уместно, быстро добавила: — У нее было двадцать лет, чтобы найти себе мужа. Она красива, богата, умна и хорошо воспитанна. Но чего-то же она ждала все эти годы? Ну же. Дин-гэ, которого я знала, никогда не был трусом. Не позволь этому страху лишить вас друг друга.
На это наглое заявление Юндин ответил предсказуемым рыком. С ума сойти, все действительно вернулось на круги своя… выбесить двоих моих названых братьев в течение пяти минут разговора — что может быть привычнее?
Увернуться от подушки, летящей в голову. Кинуть еще одну в ответ. И через пять минут превратить аккуратную спальню в бешеный курятник, устланный пухом и перьями из лопнувших наволочек.
Дождь и Камень появились в дверях почти одновременно. И их взгляды оказались красноречивее слов.
«Опять?!»
Как когда-то давно, в академии. Когда мы с Дин-гэ превращали общую спальню в поле боя.
Что может быть лучше?
Разве что появившийся с подносом зелий Ян и моментально сбежавший при появлении зрителей Огонь, одаривший меня напоследок таким возмущенным взглядом, что стало понятно: он меня услышал.
Ильян
Лучшее время моей жизни закончилось слишком быстро. Радовало одно: скоро оно снова будет принадлежать мне — Нин-джэ поправится, и мы уедем. Будем путешествовать только вдвоем. Будем… черт побери, будем снова сходить с ума от близости, и никто нам не помешает.
А пока на внимание моей Нин слишком много претендентов. И я вынужден с этим мириться. Еще и свалить из комнаты от греха подальше, пока эти названые братья вместе и по очереди приседают на уши моей женщине.
Попытки уединиться закончились бездарно. По всем комнатам сновали стражники, гости, хозяева дома и слуги, а когда я, зверея от обилия двуногих, забрался по привычке на чердак, выяснилось, что и он возмутительно занят.
— Вали отсюда. — Огонь встретил меня со свойственным ему дружелюбием. — Теперь это мое место человеконенавидения.
— Я его первым приметил. — С удивлением осознав, что его общество все же немного предпочтительнее толпы внизу, я лениво дошел до относительно невысокой балки и ловко запрыгнул на нее. Устроился поудобнее, болтая в воздухе ногой, прищурился, сверху вниз глядя на пристроившегося на пыльном полу недруга.
Тот недобро зыркнул, но уйти не попытался.
— Ты-то чего прячешься? Ты же вроде как уже свое от Нин получил, можешь больше не жаться по темным углам. Или все еще боишься огрести повторно, попавшись под руку?
— А ты от кого не желаешь получить, что здесь закрылся? — ехидно полюбопытствовал я. И невольно потер шею, будто и правда получил по ней не только фигурально.
— Твое какое горе? — Он машинально поднес к губам бутылку. Поморщился, отставил. Снова потянулся и вновь не донес до рта.
Наблюдать за его метаниями было забавно, особенно после всего. Даже, пожалуй, забавнее, чем было просто насадить тогда на нож.