Не наблюдал, потому что обычно я словом решаю проблемы раньше, чем их нужно будет решать силой.
— Я не горжусь тем, что пришлось делать, но и не стыжусь. — Мерзкая тупая боль внутри глазниц заставила сдавить пальцами переносицу и с нажимом провести над бровями к вискам. Этот простой прием позволял унять ее, но, к сожалению, совсем ненадолго. — А вот тебе следовало бы получше следить за собой.
— Это по какому такому поводу?
— Он явно хотел драки, но кто ее начал? И прежде чем соврать, учти: я видел вас в окно.
— С чего бы мне врать? — изумился Огонь. — Он еще получит по заслугам, не сомневайся.
— Не сейчас, не в этом доме и не при мне. — Я нахмурился. — Мы изо всех сил пытаемся сохранить хрупкое перемирие и сделать важное дело. И лично я считаю верхом глупости подобные безобразные драки на почве давным-давно ушедшего.
В голове почему-то встал образ одного нашего пожилого наставника в академии. Он примерно таким же тоном разговаривал со студентами. Дожили.
— Как скажешь, мамуля. — Юндин закатил глаза. А затем, хищно прищурившись, уточнил: — Так что, всеблагой наш князь, ты действительно собирался его пытать?
— А ты действительно готов был умереть, ничего не предприняв?
Лицо Огня на миг искривилось, будто у него разом разболелись все тридцать два зуба. Или сколько у него там осталось, с таким характером и образом жизни?
— А что я должен был делать? Падать на колени и умолять меня спасти? Или пойти иголки под ногти ему загонять? Ты же понимаешь, что и то и другое не имело бы смысла? То, что сделала Ли Нин, сродни скорее чуду, чем закономерности. Этот мелкий ублюдок с радостью сдох бы в муках, лишь бы всем насолить. Поверь, я знаю.
Удержаться от улыбки не удалось. О да, мой друг. Ты знаешь, что такое быть упрямым ослом. Однако это все же не ответ.
— С каких пор тебя останавливают трудные задачи?
— Есть трудные, а есть невыполнимые, — немного раздосадованно бросил Огонь. — И чего ты вообще ко мне пристал?
— Мне просто не нравится повальная мода всех вокруг пытаться максимально глупо свести счеты с жизнью.
Юндин сверкнул глазами.
— Ну, знаешь…
Что именно я должен знать, уточнять он не стал, как и продолжать разговор. Да уж, кажется, бережно лелеемое мною чувство такта дало сбой.
— Ты останешься? — после недолгого молчания спросил я и, чтобы не пялиться на него, ожидая ответа, отошел к столу за графином воды. — Когда залечишь раны.
— Видимо, да. — Он думал так долго, что я почти удивился, когда все же получил ответ. — По крайней мере, на какое-то время. Если ты не против.
— Я могу быть против?
— Не знаю. — Он пожал плечами и чуть поморщился из-за напомнивших о себе ран. — Я двадцать лет тебя не видел. Кто знает, какие ты приобрел привычки.
— Почему, кстати?
Я не должен был спрашивать, но вопрос сам сорвался с губ. Графин неловко звякнул о край бокала.
— Почему что?
Он прекрасно понял вопрос, но, очевидно, не хотел отвечать. А я не знал, как сформулировать его так, чтобы все не вылилось в новый скандал. Не спрашивать же: «Почему ты бросил по уши влюбленную в тебя Лу чуть ли не у алтаря, послал меня в бездну за попытки выяснить причину и убрался из нашей жизни на столько лет?»
До чего же с ним трудно разговаривать. Говоришь прямо — взрывается, заходишь издалека — прикидывается дурачком.
— Мне из тебя ответы так же, как из Яна, вытаскивать? Ах да, это же бесполезно, ты-тознаешь.
— Что верно, то верно, — хохотнул он и снова поморщился. — Вот же бездна… У твоего коновала не осталось каких-нибудь трав обезболивающих, а? Боюсь, даже я не выпью столько, чтобы забыть о количестве дыр в моем теле.
— Он не больно-то хочет видеть тебя лишний раз, так что, если бы у него что-то было, он бы непременно оставил. Уж извини, в тебя трижды загнали кинжал по рукоять, некоторые неудобства неизбежны.
— Какая неожиданность. — Он закатил глаза. — Кстати, спасибо.
— За что?
— Ты не очень-то размышлял, стоит ли марать руки, князь.
— А должен был?
— Ну, очевидно, нет. — Огонь скупо развел руками, видимо уяснив, чем для него заканчивается любое резкое движение. — Просто подумалось.
— Что мы дадим тебе умереть? — Ну же, Дин, давай. Ты же хочешь что-то сказать, по глазам вижу. Так почему каждое слово приходится клещами тянуть? — С чего вдруг?
— Ну… — Он мрачно улыбнулся и, отвернувшись к окну, тихо предположил: — С того, что я убил Ли Нин?
Взять бы и приложить по дурной голове, да нельзя, и так на нем живого места нет, все в ранах и ожогах. Не говоря уж о том, что благие мысли и раньше не слишком-то вкладывались в его пустой котелок таким образом, а уж теперь и подавно поздно. Жаль, и другим никаким не вкладывались.