Когда я все же пришел в себя достаточно, чтобы осознать свое собственное отражение в мутной луже, оттуда на меня глянуло совершенно седое чучело с незнакомой мордой. А голос… прежний "серебряный" голос пропал навсегда».
— Так все и было, Нин-джэ. — Я поправил одеяло, накинутое на плечи моего самого большого несчастья, и не удержался, потянулся и едва заметно коснулся губами ее виска. Нин-джэ дремала, расслабившись наконец в моих руках. Пока я вспоминал и рассказывал, успел подобраться вплотную и подгрести девушку к себе на колени. Она не сопротивлялась.
— Дурак. — Сонный тихий голос отозвался внутри болезненно-сладким дрожанием струны. — Какой же ты дурак, Ян. Что же ты сделал с нами, чудовище? Ночное… ночь. Моя ночь…
— Твоя. — Я покорно кивнул, с некоторой оторопью осознавая себя окончательно пропащим. Она мне о моей дурости, а я думать ни о чем не могу, кроме того, что жилка на ее шее бьется размеренно и тонко, словно нарочно маня прижаться к ней губами.
— Что за бумаги ты спер из общей папки, засранец? — Нин-джэ не открывала глаз, говорила все тише и тише, но я слышал каждый звук. — И не ври, я видела. Просто ничего не сказала.
— Я? Ну… там кое-то о том заказе, который орден сделал двадцать лет назад. — Врать ей сейчас было невозможно, хотя и очень хотелось. — Твоим дружкам я не показал, потому что должен сам сначала разобраться. И вообще! — Тень былой злости взметнулась мутной волной, но тут же бессильно опала, когда девушка завозилась у меня на коленях и тепло вздохнула в шею.
— Ох, дурак… Когда же ты поумнеешь, чудовище?
— Постараюсь прямо сейчас! — горячо заверил я, обнимая ее обеими руками поверх одеяла и чувствуя, как кружится голова от горьковатого запаха полыни — Нин-джэ всегда пахла так остро и холодно, словно ветер из северных степей. И неудивительно, ее же не зря называли полукровкой — мать девчонки происходила из рода оленеводов-кочевников из полночных земель. А мне напрочь сносило башку этой дикой свободой ее сути. — Перечитаю и расскажу тебе главное, когда проснешься. Согласна?
— Угу…
— Спи. Спи, боль моя. Я разбужу тебя вовремя.
Уложив ее возле костра и с огромным трудом подавив желание лечь рядом, я сделал то, что обещал. Взялся за украденные бумаги. Прочел. М-да… вот ляпнул, не подумав, и угадал. Глава гильдии наемников действительно получил заказ от магистра ордена. Миэлла скрупулезно зафиксировала, как, где и с какой частотой они встречались. И правильно соотнесла эти встречи с разразившимся вскоре скандалом в княжестве Ла Риду. А также откуда-то достала копию векселя, на котором стояла подпись моего бывшего дружка, главы гильдии наемников, и печать магистра.
Сволочи.
На то, чтобы аккуратно убрать бумаги на место, вместо того чтобы скомкать и бросить в огонь, меня хватило. Но только на это.
Чтобы немного успокоиться, я встал и несколько минут просто ходил вокруг костра, стараясь не шуметь.
Когда удалось взять себя в руки, я вспомнил, что пятнадцать минут прошли пятнадцать минут назад и пора бы уже будить Нин-джэ.
— Подъем. — Я осторожно тронул ее за плечо, предусмотрительно встав так, чтобы в случае чего не получить от нее в глаз. Просто со сна я и сам иногда брыкаюсь во время неожиданного пробуждения. Однако бурной реакции не последовало. Вернее, не последовало никакой. — Нин-джэ, проснись. Просыпайся же, ну!
Непонимание с каждой минутой все больше сменялось паникой. Я уже откровенно тряс ее, умом понимая, что, если бы она просто спала, уже давно проснулась бы и оторвала мне руки. Но она не шевелилась и не открывала глаз.
Оставив тщетные попытки, я подскочил на ноги, лихорадочно пытаясь сообразить, что делать.
В душе теплилась обманчивая надежда, что она просто утомилась, приболела или что-то в этом духе, но разум уже осознал, хоть и не желал смиряться.
Время вышло.
Если не завершить ритуал в самый короткий срок, Нин-джэ уже не проснется.
Вцепившись себе в волосы, я запрокинул голову и закричал, теперь уже точно распугав всю живность в округе.
Ну почему, почему вот так?! В гребаном лесу, где даже ее поганых дружков нет, чтобы как-то помочь!
Следом догнала новая волна ужаса.
Дождь не знает, где мы. И не узнает.
Он привезет тело в дом, куда я не могу вернуться, не распрощавшись с этой клятой жизнью, по крайней мере, пока оттуда не уберется высокородный ублюдок, претендующий на мою Нин-джэ.
Но ждать и надеяться, что это произойдет раньше, чем она умрет?
Вновь заорав, я пнул костер, заставив угли разлететься по поляне.