Отошел. Земле предали тело,
Разошлись, толкуя кто о чем,
И тогда отцовский дар несмело
Нил достал и отворил ключом.
Пустота! Один бумажный свиток,
Медяки да горстка серебра.
И трудились вроде не в убыток,
А поди ж, ни денег, ни добра.
Развернул бумагу при лампаде.
«Хоть скупился старый богомаз, —
Думал он, листок рукой разгладив, —
А меня от скупости упас».
Вдруг на свитке задрожали буквы
И сургуч запрыгал на шнуре:
— Вольная!
Так вот зачем так скупо
Жил старик в глухой своей норе!
Записал: «Игнатьев Нил, художник».
Он — свободен, эка благодать!
Он теперь потрудится, как должно,
Чтоб и ей, любимой, волю дать.
Он спешит к невесте, как на свадьбу,
Напрямик, по рощам, по логам…
Вот усадьба. Он скорей — в усадьбу,
К ней. И вместе — барыне к ногам.
Барыня, не гневаясь, толково,
Тихо так:
— Сильна у вас любовь.
Неонилку отпустить готова
От нужды за тысячу рублев.
Не чернавка девка, мастерица,
Обхожденье знает и умна,
Статью и обличьем — царь-девица,
Ей две тыщи — верная цена.
Усадила, чай подать велела:
— В память сына рада вам помочь.
Слушай, Нил Игнатьев, слушай дело.
Графу нужен мастер…
…В ту же ночь
Мчался, как за собственною тенью,
С красками в мешке да с посошком,
Пересек до графского именья
Чуть не полгубернии пешком.
А чего наслушался дорогой!
Граф распутен, зверем зверь на вид,
Дюже норовистый, дюже строгий,
А коль угодишь — озолотит!
Доложили. Граф сказал:
— Наслышан,
Может, мне с тобой и повезло.
Если в спальне потолок распишешь,
Дашь искусство, а не ремесло, —
Тысячи рублей не пожалею.
А за недостойную мазню,
Как твоих предшественников, — в шею,
А не то в три шеи прогоню.
Нил помост готовит: «Все исполню!»
Прихотлив изысканный заказ,
Но душа поет: люблю и помню,
Будь рука верна и точен глаз!
На плафоне, на жемчужной пене
Афродита, вся озарена,
Среди волн, ласкающих колени,
Быть живой, пленительной должна.
Чтоб рассвет касался нежной кожи
И едва полуоткрытых уст,
Чтобы старый граф на мягком ложе
Молодел в истоме нежных чувств.
Цепи дней наковывали звенья,
Нил молил богиню: оживи!
Призывал от бога вдохновенье,
А оно явилось от любви.
И черты любимой проступили
Красотой небесной и земной.
Из покоев вынесли стропила,
Граф сказал:
— Прелестно! Долг — за мной.
И богиня, и амуры с лютней,
Как живые. Тысячу — плачу.
Значит, в понедельник пополудни
Будь в конторе. Я оповещу.
Да не гни, не гни поклоны сдуру,
Заслужил награду. Но скажи:
Где ты взял столь дивную натуру?
И ответил мастер: — Из души…
Рассчитал конторщик в понедельник
Уж под вечер. Поздняя пора,
Мало ли охотников до денег,
Надо ждать в каморке до утра.
Отмокают кисти в керосине,
Бурой кровью оплывает крон.
Нил — богатый, вольный сын России —
На чурбак садится, как на трон.
Над его душой, свободной, гордой,
Первый раз не занесен топор,
И в людской, за тонкой переборкой,
Ловит он ленивый разговор:
— Слышь, за девкой подали карету…
— За две тыщи кралю приволок…
— Так девица, сказывают, эта,
Что маляр навел на потолок.
— Где сыскали?
— В деревеньке дальней.
— Граф велит — найдут из-под земли…
— Скоро поведут в опочивальню…
— Слышь ты? Воет.
— Значит, повели.
Нил рванулся. Да ведь слуги всюду —
Изуверству графскому заслон.
С керосином он схватил посуду,
Ужасом смертельно опален,
И плескал он, и свечу — к гардине,
И сквозь пламя — в спальню. В тот же миг
Огненные кисти — по картине,
По алькову… Дым, смятенье, крик…
Вот — она! Схватил, нащупал створки —
И в окно, в кусты колючих роз.
Дальше — в парк, ярами, по задворкам…
В барский дом бесчувственную внес
И склонился к барынину креслу,
Девушку на коврик положа.
Подал деньги:
— Вот вам за невесту,
А жених зарезан без ножа.
Охала старуха поначалу,
Покаянно колотила в грудь,
Перед образами обещала
Графу деньги грешные вернуть.
Но, увидя девушку живою,
Рассудила делом да ладом:
— Неонила будет жить со мною,
А тебе закрою двери в дом.
Поджигатель ты или убийца,
И пытать про то не стану я,
Не обижу девку-голубицу,
Ты ж ступай — и бог тебе судья!
Но не бог судьбу под корень срезал —
Догнала кощеева рука.
Скорый суд, кнуты, клеймо, железа,
Тракт, Сибирь, могила рудника.
А потом гремел завал в забое,
Выносили мертвых как дрова.
Он один заплакал — не от боли,
От того, что позабыл слова.
Он бежал от вечной ночи к свету,
Да попал сюда, в подземный зал…