Закатив глаза, я уж было приготовилась еще полчаса жизни отдать бессмысленному занятию, но телефонный звонок разрешил эту проблему.
— Сколько можно? — явно недовольно заверещала Сонечка. — Сказали, что к вечеру придете, а сами где-то пропадают! Вы заблудились что ли, бабы?
— Мы уже выходим, Сонь, — проговорила я, а сама зыркнула на Ульяшу, дабы та сворачивалась.
— Давайте, жду, — спешно отозвалась та и сбросила.
Следом же позвонила Варька и со словами «жду вас у подъезда», тоже отключилась. На этом и пришлось сложить Фроловой все свои прибамбасы и пойти одеваться. Когда уже одной ногой за порогом стояли, столкнулись с бабулей. Та озадаченно на нас взирала.
— Бабуль, мы к Сонечке. Будем не поздно, не переживай!
— Дунька, ты хоть бы сказала… — покачала она головой, — а-то чтобы я подумала. Пришла, а тебя и дух пропал!
— Так я записку оставила…
И пусть все нынче пользовались новомодными гаджетами, и даже у моей бабули был таков, но мы по-старинке писали записки. Они не разрядятся, их не украдут, да и вообще понадежнее будут.
— Совсем уж взрослая стала. Скоро уже из дому уйдешь! — всхлипнула Раиса Васильевна. Ей, как и любой любящей бабушке, присущий был излишний сентиментализм.
— Бабуль! — обняла ее за плечи. — Ну ты чего? Куда я уйду-то? Скажешь тоже…
— А к мужу своему!
— К-какому мужу? Никуда я не пойду! Я тебя не брошу! — запротестовала.
Ересь какая! К какому мужу я пойду? Был бы еще муж тот, так такого и в помине не было.
— Я тебе не брошу! — грозно шикнула бабуля. — Я тебе не пойду! Так, и останешься одна! Чтоб раньше десяти и духу твоего дома не было! Мы с твоим дедом на танцах и познакомились…
Она бы и рада вспоминать историю минувших дней, как храбрый офицер Андрей Петрович заступился за нее, как провел до дому, как потом приходил под дом с гитарой да балды пел… Да и мы рады уши развесить, но топот ног, а после крайне ворчливое:
— Мне вас до скончания веков ждать?
Рассеяли сей минутный порыв ностальгии.
— Варюша, девонька, так ты тоже идешь? А тебе зачем-то? — лукаво улыбнувшись, спросила Раиса Васильевна. — У тебя жених-то писаный красавец, так еще и молодец какой! Весь дом гудит!
— Ой, теть Рай, так не за женихами же идем, а развеяться.
— Ну идите-идите, девоньки. Дело молодое, — подмигнула нам, так-с сказать, «дала добро» и прошмыгнула в квартирку, а мы почапали дальше.
В «Шафране» было душно и многолюдно. Музыка била по голове молотком, а народу было не пройти. К слову, молодежи было немного. Может пару компаний, и то случайно заглянувших. Публика в основном мужская и сомнительная. От прошлого раза впечатления остались пренеприятнейшими. Если бы здесь не работала Сонька труженица, то я бы сюда и ногой не ступила.
Всюду рожи нахальные, зажравшиеся и явно совесть свою давно потерявшие, ежели бандерлоги, что сновали здесь туды-сюды с надмеными физиономиями, вообще слыхали про такую. Дядечки с пузом, что явно отрастили такое на делах «добрых» и «светлых», сидели преимущественно на втором этаже. Насколько я помнила, там были ВИП столики. На первом же, собственно говоря, где мы и протискивались через толпу к крайнему, но самому ближнему столику к кухне, публика была попроще, но от того не менее «приятной». Казалось, похабные взоры, окружали меня повсюду. Я даже несмело приложила руки к груди, будто прячась от столь пристального и весьма нежелательного внимания.
А Улька, злыдня, хотела меня еще в платьице покороче да пооткровенней нарядить… Кукиш ей! Я от прошлого раза еще не оклемалась и лишь тлела надежду, скрестив пальчики, что на сей раз обойдется без конфузов. Главное следить за нашей своенравной дамой…
Кстати, а где она?
И тут я в страхе принялась оглядываться вокруг себя, как потерявшийся ребенок в толпе. Кругом тела, тела, дамы, видавшие лучшие свои годы, с противным ухмылками и мужики соответствующие им.
— Потерялась, солнце? — чья-то рука крепко ухватила меня за запястье, заставив оцепенеть от страха.
— Я-я-я, — как рыба глотала воздух, а мужчина лет сорока между тем кривил губы в подобие улыбки.
— Что, солнышко? Проводить? Ты с кем? — голос обманчиво добрый и заискивающий, а глаза сверкали хитрым отблеском.
— Бобрич! Ну вечно ты тормозишь! — из толпы нашлось мое спасение. Весьма бурчащее и недовольное. Зыркнула на дядечку и шикнула, — со мной она, — и, оскалившись, пропела, — солнышко.
Тот аж рот раззявил от такого хамства пигалицы, что и дало нам повод удрать. Только за ручку меня дернула и засосало нас в толпу, подобно воронке. И час не столь поздний, и не выходные вроде, а народ был. Как оказалось позже, сегодня был съезд байкеров.