Выбрать главу

Примерно через полчаса, за которые успеваем дать два коротких интервью, изображая счастливое семейство, Адам сажает меня за столик, наклоняется к виску, шепчет:

— Еще пятнадцать минут — и можно сбежать.

— Хочу домой, — жалуюсь я. Сама себя ненавижу, что раскисла, но мне противна эта разноцветная шумиха.

Протягиваю руки, чтобы поправить ворот его рубашки — сегодня он без галстука — и случайно задеваю подушечками пальцев кожу в том месте, где дрожит артерия. Ладонь щиплет от желания провести по его шее всей пятерней, своровать его запах, чтобы он остался со мной даже когда Адам уйдет на какую-то десятиминутную конференцию.

Что, интересно, он скажет, если я это сделаю? «Не нарушай договор, Полина?»

Узнать это не суждено: я даже успеваю поднять ладонь выше, но Адама уже зовут — и мои пальцы смыкаются на пустоте. Вздрагиваю, вдруг осознавая, как глупо выгляжу со стороны, как это жалко: пытаться притронуться к мужчине, который даже не скрывает, что ходит к любовнице — и у них это явно надолго.

— Эй, Пчелка, — слышу знакомый голос. — Ты реально беременная!

Это Глеб, и прежде, чем посмотреть в его сторону, беру со стола бокал с минералкой, чтобы запить липкий вкус паники на языке. Андреев обходит стол, отодвигает стул спинкой вперед и седлает его, словно коня. Блестящим взглядом изучает меня, как статую в музее мадам Тюссо, и выдает:

— Слушай, Пчелка, ты поправилась.

Если бы у меня была волшебная пыль, которая помогает исчезнуть, я бы использовала весь ее запас, чтобы раствориться, стать призраком и убежать в такую даль, где не буду слышать даже собственные мысли. Так невыносимо тяжело сидеть всего в метре от человека, которого я беззаветно боготворю и который смотрит на меня с превосходящей снисходительностью. Я словно увязшая в меду муха, которую может спасти только пинцет в его руке, но Глеб и не думает пускать его в ход — просто разглядывает меня, чуть склонив голову набок.

У него хороший загар, явно не из солярия, легкая светлая небритость, скорее намек на брутальность. Сегодняшнее мероприятие предполагает строгий дресскод, так что Глеб тоже в костюме: темно-серый приталенный пиджак ему очень к лицу, а белая рубашка оттеняет карамельный цвет кожи. Я знаю, что не должна так на него пялится, но не могу себя превозмочь. Он всегда так на меня действовал, с первого дня нашего знакомства. А ведь я даже не знаю наизусть ни одну из его песен, потому что — в этом я могу признаться — поет он откровенную попсовую чушь. Я и на концерт-то его попала только за компанию с приятельницей, у которой в последний момент не оказалось спутницы, а дорогой билет просто не мог пропасть зря.

— Слышала, ты развелся, — в свою очередь говорю я. Не хочу обсуждать ни мой лишний вес, ни мою беременность.

— Не сошлись характерами, — небрежно отвечает он и продолжает гладить взглядом мое лицо, шею. Голубой взгляд замирает на украшении. Глеб удивленно кривит губы. — Вижу, Пчелка, ты не продешевила.

— Мы не виделись семь месяцев, а все, на что ты способен при встрече — сказать, что я стала толстой проституткой. — Я держу себя в руках. По крайней мере, стараюсь. Ради Доминика.

— Ты как всегда все перекручиваешь и преувеличиваешь, — беззлобно журит Глеб. Перегибается через спинку стула и кладет скрещенные руки на стол, всего в паре сантиметров от бокала, который я почти до боли сжимаю пальцами. — Прости, Пчелка, я просто ревную. Ты отпадано выглядишь. Чистая правда. Волнуюсь, как школьник, все слова потерял, вот и несу всякий бред.

Звучит так невыносимо искренне, что моя любовь к нему взывает из приоткрытой могилы: отшутись, улыбнись, прости. Мы ведь можем просто поговорить? Не обязательно шипеть друг на друга, как обиженные дети.

Но ничего не получается. Я ковыряюсь в голове, искренне надеясь отыскать правильные слова, которые снизят градус напряжения, но все попытки в итоге сводятся к тому, что я рада его видеть, хоть он и наговорил гадостей одним махом за все семь месяцев разлуки.

— У тебя серьезно с этим «красавчиком»?

Он понижает голос, но не особо старается, и я опасливо смотрю на стоящую неподалеку группу женщин, которые вполне могли нас слышать. К счастью, они увлечены обсуждением проблем современной детской медицины.

— Я замужем, Глеб.

— Я тоже был женат, теперь, — он разводит руками, — свободен.

— Рада за тебя, надеюсь, ты приобрел полезный жизненный опыт и во второй раз все сложится идеально. — Я понимаю, что говорю заштампованную чушь, что-то, что годится для страниц женского романа, а не для этой встречи.