Азу и Ксантру поселили вместе со мной, но сойтись нам так и не удалось. Колдуньи частенько, когда им было нужно, брали у меня что-нибудь без спроса, будь то чистая береста или травы. И это ужасно злило, потому что приходилось прятать свитки и еду для Серого, а также мешало ночным вылазкам. В Нзире сейчас многое считалось общим, и оттого отношения между нами полыхали взаимной неприязнью.
Теперь, если уж я не успела улизнуть из горницы до рассвета, придется немного полежать, пока колдуньи не покинут комнату. Скорее бы ушли!
Но они накинули щитовое колдовство, глушившее звуки. Правда, слабенькое: мой оберег, позволяющий видеть скрытое, с легкостью его подавил, и я терпеливо выслушивала сплетню за сплетней, пока разговор снова не зашел обо мне.
– Вот Лесёне хорошо! На все уроки ходить не надо. Других колдунов Разрушения у нас нет, а в Обители она, говорят, была среди смышленых! – звонко сказала Аза, а Ксантра на нее шикнула, после чего та продолжила уже тише: – Вот и дал ей наш царь воли… Если б Разрушающих стало больше, тогда другое дело!
– Ага. Лучше бы полезное что-то сделала, как Тормуд или Терн.
– Тормуд хоть и тоже из Обители, а не гнушается учиться и успевает стены восстанавливать.
– Скорей бы у нас появился еще один с Разрушения, мы бы их точно переселили в отдельную башню.
– Ты такая злая.
– Ну-ну. – Ксантра посмотрела на свет через один из самоцветов. – Мутно все как-то с Терном произошло. Непонятно. Я пыталась расспросить Лесёну, но она сбежала. Ну, как обычно. А Карию помнишь? Я вот не хочу рядом быть с той, что с червенцами путалась.
Я приоткрыла глаза. Аза сидела на постели и, болтая ногами, вплетала в волосы перышки и бусины, пока Ксантра, тихонько ругаясь, что-то искала среди самоцветов на своем столе. На поясе Ксантры висели обереги, металлические листья и кристаллы. Она успешно занималась украшениями: в мастерской выстраивалась длинная очередь на ее изделия. Но, в отличие от подруги, Ксантра редко улыбалась, и даже невинные вещи ей удавалось произносить с таким надменно-язвительным лицом, что даже многочисленные поклонники ее искусства старались лишний раз ее ни о чем не спрашивать.
– Кстати о жрецах… Ты слыхала новости о ее червенском женихе?
– Нет, а что?
– Он стал княжем Линдозера. Говорят, народ его любит.
– Интересно, чем она его взяла?
Приглушенный смех.
Я закусила губу. Держись, Лесёна. Не поддавайся. Дыши. Не в первый раз меня пытаются уязвить Альданом, и, если я хоть кому-то отвечу, они будут трепать его имя на каждом углу.
Наконец Ксантра втиснула в суму самоцветы, клещи и молоточки.
– А вот Минт и правда хорош. Не мямля, ничего. Вчера утром прихожу сюда… Он тут сидит. Взъерошенный весь и злой. Я ему воды поднесла, а он как глянул на меня голодным взглядом…
– Постой, – захихикала Аза. – Так это с ним ты сегодня всю ночь пропадала, да?
– Ай, не щипайся ты, Аза!
– Всю ночь она из-за Лесёны не спала, да? Кот скребся? Не стыдно тебе? Ты к нему ходила!
– Все равно, лучше бы мы жили отдельно.
Шелест страниц, хохот, топот. Наконец, со знакомым стуком дернулось дверное кольцо.
Я открыла глаза и шумно вдохнула.
Ничего. Не успев как следует со всеми познакомиться, я обзавелась тайной, рубящей дружбу на корню. Когда другие делали первые шаги в чарах, сталкивались со сложностями в обучении и вместе строили планы по жизни в новом Светлолесье, я оставалась в стороне, слонялась по замку, пытаясь понять, кто я… И должно быть, правда превращалась понемногу в одну из теней древнего города. Постепенно меня перестали приглашать на общие посиделки, а некоторые колдуньи обращали внимания не больше, чем на духов-обережек.
Фед говорил мне когда-то, что любые узы опасны для колдуна. Тогда я его не понимала, но теперь понимаю гораздо лучше.
В провале очага темнели непрогоревшие дрова. Я повернула голову, правой рукой начертила руну Дарицу в воздухе – обряд, который я выполняла каждое утро с особой злостью, – и… ничего не произошло. Потом соскочила на пол, стащила с приставленной у камина перекладины чуть влажную нижнюю рубаху и начала, подпрыгивая на прохладном полу, натягивать ее на себя.
Кто-то опять позаботился о моей одежде: она была чистой. Я оставила подношение из ломтика хлеба и сушеных яблок в углу у очага.