Навка засмеялась.
Я же не могла избавиться от внезапно пробравшего меня холода. Выбор, предоставленный оступившейся колдунье, стал предвестием, напоминанием, что, если и я ошибусь, мне тоже суждена такая дорога. Или хуже: раз Дара во мне больше нет, без обряда я могу и вовсе переродиться чудью в Светлолесье. Или раствориться в воинстве Ворона. Кто знает?
– Это проклятые, заложные колдуны. – Терн распустил щит, а затем наколдовал два светца с голубоватым огнем. – До заката времен ходить им теперь по Мглистому лесу.
– Ворон их сюда определил? – я взяла протянутый светец и обхватила немеющими пальцами металл. – Как Дарен это допустил?
– Дорога предателей, – сказал Терн, разворачиваясь. – Предавший раз – предаст еще. Неизвестно, сколько невинных сгибнет из-за таких, как она!
Я нехотя пошла следом.
– А животину зачем гоняют?
– Это все жертвы Чудовой Рати. Необходимые жертвы. – он вдруг остановился. – Ручей разливается. Предлагаю разойтись, пока светло, осмотреться и потом встретиться здесь.
Я запоздало вспомнила про нашу добычу, но та вела себя смирно: лишь опасливо косилась на огонь и протяжно вздыхала.
– Что-то сомневаюсь, что у меня получится договориться с навками.
– Дарен сказал, что колдуны должны договариваться с чудью. – Терн махнул рукой на прощание. – Дерзай. Это у нас в крови.
Только… только я больше не была колдуньей.
Я шла, пытаясь уловить ток, пронизывающий все вокруг, тонкие нити, что прежде ощущались так ясно, но все было без толку. Ковер из темно-зеленого мха глушил шаги, из глубины долетали скрипы и шорохи потревоженного леса. Как тихо! Лес будто замер. Меня охватило странное чувство: лесные хозяева, духи, оставили это место сотни лет назад, но вот теперь все менялось, наполнялось потаенной дикой жизнью, неровной, как угасающий свет осени, что едва пробивался сейчас сквозь частокол темных елей.
Мой мир казался мне изломанной картинкой мира Терна. Я все еще не шагнула в новое время. В мир, где люди, чудь и колдуны живут бок о бок, как добрые соседи. Может, Терн прав? Нужно научиться обращаться с чудью, как наши предки, научиться трудиться вместе…
Но я-то кто теперь?
Ветер ловил падающие листья осин и нес их к ручью, где они охряными монетами падали на дно. «Все кончено, я ничего не чувствую», – подумала я. Ни крупицы колдовства в смородиновых сумерках, ни самой яркой нити. Пустота. Я ощутила холод своей уязвимости, увечность своего состояния. И где? В поредевшем от ветра осеннем лесу.
Там, наверху, среди чародеев, я не позволяла себе думать об этом. Но здесь тщательно запрятанные чувства вырывались на свободу, принося безжалостную истину. Я утратила Дар, и жизнь без колдовского чутья казалась ополовиненной.
Жалость к себе горчила на языке, словно зола.
В водах Неведомого моря, к которому выносит души небесная река, моя нить жизни оборвалась, но Минт поделился своей, и богиня Крылатая разделила ее меж нами. Я вернулась и заплатила за это огромную цену – утратила колдовской Дар. Минт помог мне, и его цена была не меньше.
И ради чего все? Мы ничего не добились. Седмицы тщетных поисков, а руины колдовского города по-прежнему молчат, не желая пролить хоть каплю ясности на самую чудовищную тайну колдунов прошлого: кто такой Ворон, воевода Чудовой Рати? В чем заключается его небывалая даже для чародеев сила? Отчего он повелевает Чудовой Ратью? Какова его цель? И самое главное – как их всех остановить?
А может, потому, что я человек, и молчит колдовской город?
Вдруг светец, наколдованный Терном, потух.
Я обернулась. Мои следы, как и следы Терна, терялись под туманом, но я помнила дорогу. Лес хранил безмолвие, но теперь это была иная тишина: ни шороха лесной мыши, ни шума деревьев. Лишь когда совсем стемнело, я спохватилась, что на таком зловещем языке со мной всегда говорили только неприятности.
– Терн!
Вот низина, вот и ручей. Нет ни колдуна, ни навки – лишь между деревьями темнеет столб черного дыма. Издали я приняла его за дерево – так неподвижно он стоял – и на миг замерла, а затем все мои человеческие чувства взвыли: «Беги!»
Но я спустилась. Одной рукой вытащила клинок, другой схватила оберег.
Столб, явно порождение морока, распался. В поблескивающих темным корнях лежала, устремив невидящий взор в небо, голова Терна.
Тело лежало выше. Или мне показалось? Ведь стоило только мне подумать об этом, как его втянуло внутрь дерева с такой скоростью и с такими изломами, что нутро сжалось от одного только вида.
А из-за дерева поползли навки. Не одна, не две… пять. Они шипели, облизывая перепачканные в крови белесые руки. Одна пригнулась к земле, слизнула с щеки колдуна брызги алого… «Они разорвали его, разорвали!» Руки остальных принялись удлиняться, тянуться…