Дейн тек меж совершенно необитаемых берегов. Тут не было ни деревень, ни хуторов или рыбачьих шалашей. Изредка по реке проплывали длинные, низкие корабли, плескала охотящаяся на мошкару рыба, истошно орали кружащиеся над водой чайки. Приходилось пробираться через шуршащие заросли камыша, скакать по золотому песку пляжей и пересекать растущие на косогорах сосновые боры, где пахло горячей смолой.
Небольшой поселок показался ближе к вечеру. Из-за высокого мыса выдвинулись несколько холмов, сплошь уставленных домами. Стали видны сушащиеся на распорках сети, вытащенные на сушу лодки. Ветер донес запах дыма и собачий лай.
— Вряд ли тут есть постоялый двор, — проговорила Саттия с глубоким сомнением в голосе, — но все равно предлагаю дальше не ехать. Заночевать тут.
— Мысль здравая, — согласился Олен, а Бенеш просто кивнул.
На окраине поселка чужаков встретили собаки. Белый с черными подпалинами вожак размером с матерого волка оскалил белоснежные клыки и бросился на Рыжего. За ним устремились шавки поменьше. Оцилан не сделал ни единого движения, просто зашипел. Свирепые псы дружно повалились на брюхо, раздался жалобный скулеж.
— Мир вам, люди добрые, — удивленно проговорил вышедший из крайней хижины мужик. — Вы кто такие будете? Не колдуны, часом?
В руках мужик небрежно держал длинный гарпун, предназначенный для крупной рыбы.
— А что, если и так? — поинтересовался Олен.
— Да ничего, — мужик пожал плечами. — Только уймите своего зверя, а то как бы он детей не покусал.
— Рыжий у нас добрый, — встряла Саттия. — Никого не трогает, пока его не трогают, — кот согласно мяукнул. — А у кого у вас тут можно на ночлег попроситься?
— Это к Рябинычу, — мужик почесал грудь и ткнул гарпуном в сторону хижины, стоявшей дальше всех от воды. — У него жена в том году померла, так что дом все равно пустой стоит…
— Спасибо, — кивнул Олен, поворачивая коня.
Как только Рыжий двинулся с места, собаки с визгом и лаем разбежались. Трое всадников проехали через поселок, сопровождаемые удивленными взглядами и окриками женщин, загоняющих детей в дома. Когда приблизились к хижине Рябиныча, стал ощутим запах древесины.
— Эй, хозяин! — Саттия спрыгнула с Чайки. — Приютишь странников?
— Странников? — низкорослый, но широкоплечий мужик вышел из просторного сарая, внутри которого стояло что-то вроде верстака, а у стен громоздились доски. — Это вас?
— Нас, — подтвердил Олен. — Боги одарят дом гостеприимного милостью, пошлют блага и процветание…
Мужик взъерошил каштановые волосы на макушке. Расхохотался, мрачное рябое лицо его стало дружелюбным и открытым.
— По виду — таристер, а болтаешь не хуже патриуса, — сказал он. — Да и кошак уж больно здоровый, я таких никогда не видел. Ладно, заезжайте. Место найду, но разносолов не обещаю…
— Это ничего, — улыбнулась Саттия. — Главное, чтобы было чего пожевать и крыша над головой.
Хозяин оказался деревенским плотником, изготовителем рыбацких лодок. Лошадей привязали за сараем-мастерской, где под навесом на козлах сушились доски, а земля была белой от стружек. Умылись из большого ведра с холодной водой. А когда зашли в дом, то на столе ждал котелок и каравай черного хлеба.
— Кушайте, я уже поужинал, — сказал Рябиныч. — Спать можете вон там, на полатях. А кота я рыбьими головами обеспечу. Пойдем, рыжая морда…
Оцилан капризничать не стал, побежал за хозяином дома к двери. Вскоре с улицы долетело радостное мяуканье. В котелке обнаружилась уха, наваристая и густая, с кусками мягкой рыбы. Пока ужинали, стемнело, и ничего не оставалось делать, как улечься спать. Олен забрался на полати последним, и заснул, едва натянув на себя дырявое, пахнущее дымом одеяло.
Во снах он рубился с многочисленными врагами, произносил речи на огромных площадях, спасал кого-то от верной гибели и наблюдал за казнями. Перед глазами мелькали искаженные болью и ненавистью лица, уши болели от стонов, криков и дикого грохота.
Когда поднял веки, с удивлением обнаружил перед лицом дощатый потолок из некрашеных досок. Жарко стало от мысли, что он попал в плен… вот только к кому, вспомнить не смог. Но руки и ноги оказались свободны, а когда огляделся, понял, что рядом спят веснушчатый молодой человек и девушка со светлыми волосами, где выделяются белесые прядки.
«Кто они? И где я? — он с некоторым трудом слез с печи, с изумлением выглянул в окно, где за домиками виднелась широкая серебристая река и восходящее солнце. — Это Дейн, но никак не Безарион. Как я сюда попал? И… кто я?». Напрягся, пытаясь выудить из головы имя, но не смог. Их там обнаружилось слишком много — Кратион, Безарий, Трассий, Лионан…
— А, ты встал, — донеслось с печи, и светловолосая девушка спрыгнула на пол. Вынула из сумочки на поясе деревянный гребень с длинной ручкой и начала причесываться. — Корни и листья, я отлично выспалась… Эй, что с тобой?
— Не знаю, — он и в самом деле не понимал, что случилось с его памятью, где сплетались десятки воспоминаний, принадлежавших разным людям. — Я не… кто я такой?
— Ничего себе, — девушка подергала за ногу продолжавшего спать молодого человека. — Эй, Бенеш, вставай! Олен, ты точно не придуриваешься?
«Олен» — имя показалось знакомым, а затем точно рухнула плотина в голове. Хаос в мыслях исчез, сметенный волной воспоминаний — Заячий Скок, Чернокрылые, бегство, Вечный лес, Безарион, Камень Памяти. И через мгновение понял — все это он пережил сам.
— А, что? Да… — над печкой показалась голова Бенеша, увенчанная встрепанными рыжими лохмами. — Что случилось?
— На мгновение я утонул в чужих воспоминаниях, — сказал Олен мрачно. — Но сейчас все в порядке.
— Ничего себе — в порядке! — голос Саттии прозвучал сердито. — Если человек не может вспомнить, как его зовут — это никакой не порядок!
— Мяу? — в дверь проскользнул Рыжий, подошел к Олену и принялся тереться о его ноги, оставляя на штанах клоки пушистой шерсти.
— Я читал о таком, да… — Бенеш зевнул. — Иногда после Воссоединения безумие может овладеть даже человеком с императорской кровью. Когда чужие воспоминания вытесняют у него в голове свои… Из-за этого отрешили от правления несколько человек в Третьей Династии и одного в Пятой…
— Ты почему ничего об этом раньше не сказал?
— А ты не спрашивал, — ученик мага развел руками. — Ты так хотел пройти это испытание, что… ну, не послушался бы меня.
— Проснулись? — в хижину зашел Рябиныч с большим глиняным кувшином. — А я к соседям сходил, за молоком. Угощайтесь. Там хлеб еще должен был оставаться.
Каравай немного зачерствел, но зато молоко оказалось парным, теплым. Целая его миска досталась Рыжему, и тот наелся так, что мохнатое пузо раздулось, превратилось в шарик. Когда путешественники расплатились с хозяином, оседлали коней и отправились в дорогу, кот с жалобным мяуканьем побежал следом.
От рыбачьего поселка началась дорога. Она пошла вдоль Дейна, но чуть в стороне от реки. Чаще и чаще стали встречаться нанизанные на нее, точно бусинки на нитку, деревеньки, маленькие и большие. В одной из них, в храме Всех Богов, путешественники переждали грозу, с невероятной скоростью приползшую с севера.
Молнии полыхали над речной гладью, отражаясь в ней, струи воды хлестали землю как тысячи стальных бичей. Облака плыли низко, едва не задевая шпиль святилища, гром рокотал так, что вздрагивала земля.
— Не припомню таких бурь, — сердито проговорил маленький седой патриус, когда гроза закончилась. — Да и жара эта дикая выглядит странно… Ох, тяжелое сейчас время, видит Скарита, великие силы взбаламучены во всем мире…
И благословил странников амулетом в виде растопырившей крылья летучей мыши.
За селением с храмом вновь начались дикие леса безо всяких дорог. Пришлось спуститься к самому берегу, и ехать вдоль него, через густые заросли. В кустах с длинными бледно-зелеными листьями обитали сонмища комаров, под копытами чмокала грязная жижа.