Я чувствовал, как холодные слезы стекали по моим щекам. Вспоминал, как их описывают в книгах – горячие, чуть ли не обжигающие плоть. Врут в книгах про слезы. Наверное, мои шли от самого сердца. Ведь сердце мое сегодня – это кусок льда. Я никогда не понимал людей, которые не испытывали такого чувства хотя бы раз в жизни. Мне казалось, что если человек вовсе и не сидел вот так и не страдал, то он не достоин и счастья. Ведь все, что достается легким путем, в конце концов, наскучивает. В тот период мне все давалось с трудом. И даже имея столько людей вокруг, я оставался одиноким.
1011. На самом деле, предательство – это то, чего мы не заслужили. (на отдельной странице)
Рассказ мальчика растянулся в вечность. Я сидел рядом с ним и проживал его жизнь у себя в голове, позабыв о своей, о том, что мне нужно уходить и найти жилье для ночлега. Мне было очень интересно, что с ними случилось дальше и как им удалось выйти из такой сложной ситуации.
– А теперь… Наладилось все? – спросил я, заинтересованный историей мальчика.
– Вы когда-нибудь слышали о диализе? – вдруг ответил он вопросом на вопрос.
– Слышал пару раз, а что?
– Диализ заставляет почки работать на человека. А ведь они и так работают на него, подумаете вы, как и я в свое время. Но нет, это неправильное суждение. Мы всю свою жизнь работаем на свои органы. Работаем во всех смыслах этого слова. Обыкновенная диета – доказательство этому. Я уважаю мнение каждого человека, но не говорите, что вы со мной не согласны?!
– Согласен, конечно. Как тут не согласиться.
– Общежитие и тюрьма не сильно отличались друг от друга. Со всех сторон злость и ненависть. Нас нигде не ждут. Только лишь дома. Это я понял, находясь здесь и пытаясь привыкнуть к новой жизни.
– Все настолько ужасно? – спросил я, пытаясь уместить его рассказ в своей до невозможности загруженной голове.
– Для меня… да. Мне все казалось серым, и эти люди были неприятны. Я привык к тому, что на моей родине люди смотрят друг на друга с любовью. О любви тут и речи не было.
Людей в парке становилось все меньше, вечер накрыл крыши многоэтажек и устремился нам под ноги.
– А как дела сейчас? – не унимался я, боясь, что он уйдет и мне не удастся услышать конец рассказа.
– Не спешите, – произнес он, стиснув зубы. – Если вам интересно, я расскажу понемногу.
Я не хотел его обижать, просто с детства любил получать все сразу, с годами так и не освободился от этой привычки.
– У нас стало все налаживаться. Мама не переставала благодарить Бога за то, что мы выбрались из этой неопределенности. Едва знакомые люди начали приходить к нам чаще, да и визиты в больницу стали привычными. Почти каждый день я лежал под иглами и аппаратурой, которая не вызывала у меня доверия. Врачи и медсестры начинали мне улыбаться, даже пытались заговорить. Мама всегда находилась рядом со мной. «Тебе не больно?» – все время спрашивала она, я всегда отвечал, что не больно. Но это было не так. Если бы моя боль передалась земле, она, наверное, сгорела бы дотла. Но я оставался непоколебимым, ибо боролся не в одиночку. За мной стояла моя маленькая семья, которая жаждала победы над болезнью.
Он выглядел спокойным.
Становилось холодно.
– Я выучил некоторые слова на их языке и уже кое-как общался с ними. На праздники врачи заходили ко мне, пытались как-то развеселить меня. Я понимал, что первое впечатление всегда бывает обманчивым, я подружился со многими, а некоторые даже звали к себе в гости. С этих пор я полюбил эту страну и этих людей. Старое жилье тоже осталось в прошлом, мы переехали в другое место, где было чище и уютнее, но минус был в том, что у нас совсем не было денег. Я считал это минусом до тех пор, пока не узнал, что никому от нас эти бумажки и не нужны, тут за все платили хорошим поведением…
– Ну а как же твое здоровье? Они нашли лекарство для тебя?
– Да, можно сказать и так. Хотя больница и не освободила меня от своих цепей, но цепи эти больше не мешали мне, скажу больше, они были украшены цветами. Теми людьми, которые пытались меня вылечить. Я научился находить плюсы во всем и только после этого почувствовал себя счастливым. Болезнь стала неотъемлемой частью моей жизни, но не тяжким грузом как раньше.