Ее глаза затуманились слезами, как и всегда, когда леди Синклер говорила о покойном муже, но она мужественно продолжила:
— Были и другие возможности, и мы накопили достаточно не только на твои наряды, Араминта, но и на некоторые развлечения.
— Мне трудно в это поверить, мама! — воскликнула Араминта.
— Я не такая пустоголовая, какой вы с Гарри меня считаете! — с детской гордостью ответила леди Синклер.
В самом деле, хотя дети обожали свою мать, они действительно находили ее легкомысленной. Она с трудом запоминала приглашения и имена соседей или знакомых, исключая самых близких. Леди Синклер постоянно опаздывала к столу, рисуя акварели, которыми всегда восхищался ее супруг, или начиная собирать лепестки для ароматических подушечек в тот момент, когда пора было возвращаться домой. Она во многих отношениях вела себя как ребенок, который бросается за каждой яркой бабочкой.
Но поскольку в доме на первом месте для всех было ее счастье, дети старались защитить мать от всего неприятного, в особенности от денежных проблем.
Именно поэтому Араминта так удивилась, когда узнала, что мать не только заранее думала о ее дебюте, но и в течение многих лет готовилась к нему, экономя деньги.
Девушка удивилась еще больше, обнаружив, что предназначенная для нее сумма достигает ста десяти фунтов!
— Как ты считаешь, этого хватит, дорогая? — волновалась леди Синклер.
— Конечно, мама! Но я не могу тратить все это только на себя. Нам надо подумать и о Каро! Ей уже семнадцать. Может быть, на будущий год герцогиня решит, что настала пора и для ее дебюта и ей тоже нужно поехать в Лондон.
— Ты очень добрая и совсем не эгоистичная девочка! — нежно сказала леди Синклер. — Но знаешь, Араминта, я надеюсь, что ты найдешь себе в Лондоне мужа.
Девушка на минуту замерла, затем спокойно ответила:
— Да, конечно, мама. И тогда я смогу помогать Каро. Она такая красивая и тоже должна получить свой шанс.
— Вы обе очень хорошенькие, — заметила леди Синклер. — Мы с папой часто жалели, что вынуждены жить в Бедфордшире, потому что это, без сомненья, очень скучное графство.
Благодаря доброте герцога они поселились в красивом доме на Руссель-сквер, который он держал для своих родственников во время их визитов в Лондон.
«У меня ровно два месяца», — подумала Араминта, когда они восьмого апреля прибыли в столицу.
Два месяца не только на удовольствия, но и на то, о чем мечтает каждая дебютантка: получить предложение руки и сердца, желательно от богатого соискателя.
Но на второй же день все планы и мечты растаяли как дым.
Как только она взглянула на Гарри, спустившегося к завтраку, ей немедленно стало ясно: что-то не так.
Он выглядел не лучшим образом, но это можно было отнести за счет поздних развлечений и обильных возлияний — его обычного лондонского времяпрепровождения.
Тут не было ничего удивительного — он хотел вести ту же жизнь, что и другие молодые люди его круга.
Но когда Гарри отказался от чашки кофе и, пройдя к буфету, налил себе коньяку, Араминта присмотрелась к нему внимательнее.
Она, разумеется, ничего не сказала, так как Гарри, являясь главой семьи, отчитывался в своем поведении только перед самим собой, и если он хотел пить коньяк с утра, ей не следовало порицать его за это.
В то же время подсознательно Араминта почувствовала неприятности и с волнением пыталась угадать, что же случилось.
Гарри переехал на некоторое время на Руссель-сквер, чтобы помочь матери и сестрам устроиться в городе. Впрочем, главной причиной было желание доставить радость леди Синклер.
Сегодня Гарри собирался вернуться на свою квартиру, где, как хорошо знала Араминта, он наслаждался своей независимостью и пользовался услугами отличного камердинера, которого нанял в Лондоне.
Как только леди Синклер покинула столовую, Гарри сообщил сестре, в какое положение он попал.
— Шестьсот фунтов! — повторила она почти беззвучно.
— Я подумал, что, если откажусь от квартиры и уволю камердинера, это даст небольшую сумму.
— Я тебя спросила, сколько у тебя осталось от полученного на этот квартал содержания.
Последовала небольшая пауза, затем Гарри заявил с вызовом:
— У меня уже ничего не осталось.
— О, Гарри!
Араминта проглотила остальные слова, просившиеся на язык.
«Нет никакого смысла сердиться, — подумала она. — Что истрачено, то истрачено, и, сколько ни обсуждай, этих денег уже не вернуть».