Это был достойный повод для празднования.
Почувствовав внутри бесшабашное веселье, Казимир запрыгнул на плющ и стал карабкаться по нему вверх, нащупывая руками и ногами опору на шпалерах, в выемках между камнями и на выступах перекрытий. Все выше и выше взбирался Казимир по стене, подтягиваясь на руках. Мускулы его стонали от неистового напряжения, но это ощущение было ему знакомо. Пусть тысячи невидимых иголок вонзаются в тело, пусть горят мышцы – это было только приятно ему теперь.
В считанные мгновения Казимир поднялся выше второго этажа, вскарабкался по стене угловой башенки и перебрался на отлогую крышу. Поскользнувшись на черепице, он скинул с ног свои туфли с загнутыми носками и легко пошел по скату к колокольне, торчавшей в самом центре крыши.
Дальше все было очень легко. Казимир схватился за деревянные перила колокольни и забросил свое тело на площадку, где висел огромный железный колокол.
Сбросив камзол и рубаху, Казимир уперся спиной в перила, а ногами принялся раскачивать колокол. Деревянные перила затрещали, но выдержали, и темная масса колокола стала медленно раскачиваться. Прежде чем пудовый язык набрал достаточную амплитуду, перила треснули и Казимир, весело хохоча, упал на крышу.
– ДРУММ… БРУМММ… БУМ-М-М-М!!! – заревел и загудел колокол. Его зловещий голос оказался в странном противоречии с приподнятым настроением Казимира. Снизу послышались щелчки и металлический лязг отодвигаемых запоров и защелок, и ночь огласилась музыкой. Забегали и закричали переполошившиеся стражники, донеслись взволнованные голоса гостей.
Казимир громко рассмеялся.
– Это получше чем музыка и мекульбрау! – выкрикнул он. – Это бессмертие!
Задрав голову, он закричал от восторга, обращаясь к небесам, в которых были рассыпаны бриллианты звезд, к ухоженным садам и раскинувшемуся внизу городу. Он визжал и хохотал, не слыша и не слушая испуганных воплей, раздававшихся из окон и с балконов Хармони-Холла. Гул колокола затих, а Казимир продолжал смеяться как безумный, схватившись за живот и привалившись спиной к стене колокольни.
Только через несколько минут он почувствовал запах дыма.
Повернувшись лицом против ветра, Казимир разглядел багровое зарево. Улыбка исчезла с его лица, когда он разглядел вдалеке охваченное огнем здание. Оно располагалось в самом центре трущобного квартала, единственное двухэтажное здание в этом районе…
Сердце юноши затрепетало. Он не мог оторвать взгляда от огненного цветка, распустившегося в ночи. Смех затих, и с губ его сорвалось одно-единственное слово: «Торис!»
Острая боль растекалась в его груди, и Казимир сознательно направлял ее так, чтобы волна тепла достигла ступней и кончиков пальцев. Он чувствовал, как кости его раскаляются словно угли и как канаты мускулов перемещаются под кожей, удлиняясь в соответствии с новой формой тела. Лязгнули острые изогнутые зубы, обрезав крик, исторгнутый тканями тела. Плоть кипела и плавилась. Лицо юноши вытягивалось и темнело, превращаясь в волчью морду, а серебристые глаза вспыхнули багровым огнем, когда он осматривал черепичную крышу. Могучие лапы с острыми когтями ничуть не скользили по черепице. Казимир издал протяжный вопль, от которого кровь стыла в жилах, и прыгнул к краю крыши.
Собравшиеся в саду гости – те, что не успели отскочить заслышав страшный вой, – с криками ужаса попадали на землю. Луна над садом на мгновение померкла, скрытая взвившимся в воздух телом, и Гастон Олайва спрятался за Юлианной, непроизвольно упавшей в его объятия. Казалось, длинный серебристый силуэт чудовищного волка заслонил собой все небо, с поразительной скоростью промелькнув над толпой. В следующее мгновение кошмарное порождение тьмы растворилось в темноте, и на небосводе снова засияли равнодушные звезды.
Пронзительные ветры дули по грязным улицам трущобного квартала, волоча прошлогодние листья и мелкий мусор в пылающий ад… к приюту под названием «Красное Крылечко». Здание полыхало, как второе солнце, по непонятному своему капризу взошедшее ночью. Несмотря на то что это было захватывающее и величественное зрелище, нищие обитатели трущоб оставались в своих жалких домишках, боясь мужчин в черных плащах, которые подожгли дом и со злобными лицами метались теперь между теми, кто сумел спастись.
А спастись удалось немногим. Только двенадцать сирот – обитателей северного крыла здания – успели выбраться живыми и относительно невредимыми. Все они стояли, глядя на огонь, пожиравший «Красное Крылечко», и мелко дрожали. Лица их были выпачканы смесью сажи и пота, а одежда превратилась в обгорелые лохмотья. Люди в плащах подходили к каждому из них и, схватив перепуганного ребенка за подбородок, запрокидывали его голову назад и заглядывали прямо в глаза.
– И это тоже не он, Кавик, – проворчал один из мужчин, выпуская из рук последнего обожженного мальчугана.
– Его здесь нет, – отозвался Кавик с уверенностью. Повернувшись к пожарищу, он прищурил глаза, и его поросшее короткой рыжеватой щетиной лицо заблестело от пота. – Похоже, он и его приятель погибли в огне.
Его собеседник, который был на несколько дюймов ниже Кавика, огляделся по сторонам и, повернувшись к детям спиной, спросил:
– А где Меслик?
– С другой стороны, следит, чтобы никто не вырвался, – ответил Кавик, с трудом перекрикивая рев пламени.
– Может быть, я немного поздновато об этом спросил, – снова заговорил низкорослый, – но разве может пламя повредить ему? Я имею в виду, если он на самом деле…
– Какая разница, если он никогда больше не проснется?
– Но что если он проснется?
– Не будь ослом, – раздраженно оборвал Кавик. – Вся эта чушь о серебре и магических клинках ничто по сравнению с полным уничтожением.
– Что ты имеешь в виду? – спросил невысокий.
Заросшее щетиной лицо Кавика смялось в насмешливой улыбке.
– Ты думаешь, что если обрушить на него гору, он все равно встанет и пойдет за тобой? Подумай хоть немного своей башкой! Эти твари просто кажутся неуязвимыми, потому что их раны заживают слишком быстро. Но если упечь его в духовку – как сейчас, – где он постоянно будет получать смертельные для обычного человека раны, он не успеет излечиться от них. Если бы он не был заперт внутри, тогда конечно… но раз уж он оказался там…
Кавик не договорил. Задумчиво почесав небритый подбородок, он добавил:
– К тому же ему и дышать чем-то надо, а там, внутри, нет ничего, кроме дыма и огня.
Низкорослый мужчина обернулся и помрачнел. Спасшиеся из огня дети разбежались. Похлопав Кавика по плечу, он молча указал пальцем на то место, где они только что были.
– Пусть идут. Мы не за ними сюда пришли, – беззаботно отозвался Кавик. – К тому же сам посуди, кому они станут рассказывать о том, что видели?
Низкорослый улыбнулся и кивнул.
Он как раз поворачивался вокруг своей оси, когда выскочившее из мрака чудовище ударило его широкой грудью.
Кости его вылетели из суставов, а из носа хлынула кровь. Окружающий мир внезапно опрокинулся, и ветхие дома принялись описывать перед его глазами широкие круги. Человек увидел пламя и понял, что падает прямо в него. Повисшая над головой мостовая неожиданно опустилась, придавив несчастного невероятной тяжестью.
Он почувствовал, что его кости треснули словно стеклянные.
Человек лежал неподвижно, и его конечности странным образом оказались придавлены телом. Он попытался подняться, но не смог даже пошевелиться. Голова его покоилась на неподвижном теле словно на неудобной жесткой подушке.
Красные от крови зубы и черные кожаные губы… огненные глаза и влажные десны… Человек прожил еще несколько мгновений, пытаясь вспомнить, как называется тварь, прикончившая его, но когти вонзились в его грудь…