Я очень хорошо знал генерала Галаджева, имел честь под его началом несколько лет служить после войны, когда он был начальником политуправления Сухопутных войск. Невысокий, темноволосый, со смуглым восточным лицом; темные грустные глаза, казалось, смотрят тебе в самую душу, смотрят с вопрошающей мудростью и будто видят что-то самое главное. Неуютно чувствовали себя люди, которые, докладывая ему о выполненном задании, делали поспешные выводы о чем-либо или о ком-либо или составляли непродуманные документы. Он не прощал предвзятости, мелких суждений и суесловия. Зато сам показывал образец отточенности мысли, обоснованных решений, внимательного отношения к людям.
Книга «Испытание огнем», как и книга К. В. Крайнюкова «От Днепра до Одера», как и многие другие лучшие военно-мемуарные произведения, уже завоевавшие широкую популярность, становятся в буквальном смысле литературным явлением. Их роль в развитии военно-художественной прозы и драматургии огромна хотя бы уже потому, что они, исповедуя на основании живой истории главную правду о войне, в которой мы одержали великую победу, создают прочный барьер против неправды, где бы она ни прорастала. А для необозримого моря читателей в этих книгах — живой пульс тех героических лет, когда усилиями советского народа, его Вооруженных Сил под руководством Коммунистической партии были повергнуты в прах фашистские полчища и человечество было спасено от коричневой чумы.
1971
В то грозное лето
К 40-летию Смоленского сражения
Трудно вспоминать о том тяжком времени. Трудно и больно, хотя уже прошло с тех пор сорок лет. Больно от понесенных нами в первые недели войны больших потерь, от постигшей нас нравственной оглушенности и от того, что тогда мы даже не могли осмыслить в полной мере происшедшее. Идя в первые контратаки, прорываясь из одного вражеского окружения и попадая в другое, вгрызаясь в землю на каждом выгодном рубеже, чтобы обороняться, мы напряженно ждали решительного перелома в событиях. А война все брала и брала свой страшный оброк, унося жизни бойцов, командиров, политработников… За минувшие сорок лет не откликнулся ни один мой сослуживец из 209-й мотострелковой дивизии, в которой я воевал первые недели войны и о людях которой продолжаю и сейчас писать в своих книгах и статьях — не хочется думать, что их нет в живых…
В конце июня и начале июля 1941 года всем нам, кто в составе главных сил Западного фронта сражался в окружении западнее уже захваченного врагом Минска, казалось, что, стоит выиграть хоть немного времени, и подоспеют резервы, линия фронта стабилизируется. Мы ощущали трагизм происходящего, но не знали тогда главного: ведя свыше двух недель упорные бои в больших и малых «котлах», наши части сковали около 25 нацеленных на Москву вражеских дивизий — почти половину состава группы армий «Центр».
Смоленск казался тогда далеким тылом, нам и в голову не могло прийти, что на тех самых высотах, где мы, курсанты Смоленского военно-политического училища, всего лишь месяц назад постигали азы управления взводами и ротами, скоро развернутся кровавые бои с врагом.
А Смоленск, 29 июня превращенный жестокой бомбежкой в развалины и пожарища, уже воевал. В который раз в своей истории он вставал на путях к Москве преградой захватчикам!
Смоляне — жители Смоленска и области — последовали своей исторической традиции: сотни тысяч их сразу же стали в строй вооруженных защитников Родины, в том числе 24 тысячи коммунистов и 32 тысячи комсомольцев. В городе была сформирована бригада народного ополчения, а в районах области — десятки истребительных батальонов, групп самообороны и ополченческих отрядов, 2,5 миллиона пудов хлеба и много других продуктов передали фронту смоленские колхозники с началом войны. А как не вспомнить те противотанковые рвы, окопы и траншеи, которые были вырыты руками жителей города и области, явившиеся потом опорными рубежами для наших отступавших войск. Триста тысяч юношей и девушек, стариков и женщин трудились тогда на оборонных работах.
Помню похороны и братскую могилу на опушке леса близ Хиславичей: гитлеровские воздушные асы с бреющего полета напали на безоружных людей, рывших окопы, и убили восьмерых студентов смоленских вузов, Мы поклялись над их могилой отомстить фашистам. Затем один наш батальон, прикрывая отход остатков штаба 209-й мотострелковой дивизии и его спецподразделений, защищался в тех окопах до последнего бойца…
Ставка принимала меры по непрерывному усилению Западного фронта. Но достигнуть равновесия сил не удавалось: господствовавшая в воздухе авиация врага поражала наши коммуникации, и подходившие из глубины страны эшелоны опаздывали. Противник нависал над районами их выгрузки, расчеты и графики рушились, прибывавшие полки и дивизии вводились в бой разрозненно. В них вливались подразделения и группы, которым удалось вырваться из вражеского кольца. Пробились в район Могилева остатки и нашей 209-й моторизованной дивизии. Ее командир полковник Муравьев был тяжело ранен, начальник политотдела полковой комиссар Маслов убит. Нас, группу командиров и политработников, распределили в части, дравшиеся на Смоленской возвышенности.