На ее губах появляется легкая полуулыбка.
- Ты хорошо справлялся, - бросает на меня ироничный взгляд, - В сосне есть живица, - объясняет она, - В сырую погоду она хорошо горит.
- Живица? – переспрашиваю я, и опять чиркаю зажигалкой. Огонек разгорается, вспыхивая искрами и темноту освещает небольшой костерок.
- Смола, - отвечает она и самодовольно улыбается, - Древесина хвойных пород легко загорается и дает больше тепла…
- Я не знал, - смущенно говорю я.
- Не всё пишут в книгах, - хмыкает Лилит и отворачивается.
Между нами повисает напряженная тишина. Мы оба молчим, глядя на огонь. Я протягиваю к розовато-красному пламени руки. От тепла кожу покалывает, но идущего от костра жара не хватает, чтобы прогнать этот жуткий холод из костей. Огонь отбрасывает тусклый красноватый свет, я слежу, как дым выходит через прогрызенные дыры вместе с теплом, оставляя после себя сосновый аромат и легкий запах гари.
Я замечаю, как Лилит дрожит.
- Иди сюда, - тихо прошу я, - Внизу холод так же опасен, как и в горах.
- Мне и здесь неплохо, - она утыкается носом в дубленку.
Наверное, мое предложение кажется ей слишком интимным. Я и сам не рад такой близости с измененной, но так мы можем согреться.
- Никто не узнает, что ты была в объятиях аристократа,- Лилит поднимает на меня глаза, и я встречаю ее затуманенный усталостью взгляд, - Это ради выживания.
- Наверное, я плохо молилась, раз оказалась здесь с тобой, - бурчит она, и все-таки перебирается ко мне, - Но не думай, что ты мне нравишься, - голос звучит, как предупреждение.
- Не буду, - я обнимаю ее и притягиваю к себе. Ее голова упирается в мое плечо, и я чувствую, как она напрягается даже через слой одежды.
Здорово ощутить кого-то живого рядом с собой.
- Ты меня боишься? – я наклоняюсь к ней.
- Нельзя за несколько дней перестать ненавидеть того, кого привык ненавидеть всю свою жизнь, - Лилит поднимает голову, - Да и здесь мы на равных. Смерти все равно какой у тебя костюм.
Смотрю на нее и пытаюсь понять, как мне ей ответить.
Лилит продолжает.
- Но я помню, какого цвета моя. Черного, как форма стражника. Белого, как костюм совершенного. И темно-синего, как твой смокинг.
У меня пересыхает во рту, и по позвоночнику поднимается жар тошнотворного стыда. У меня возникает дикое желание оправдаться. Я глотаю слюну.
- Очень легко решать судьбу, когда видишь только цифры, - с трудом выговариваю я и слегка отодвигаюсь от нее, не хочу, чтобы она заметила, как быстро стучит мое сердце.
- Чтобы ты мне сейчас не сказал, мне плевать.
- Знаю.
Лилит недовольно косится на меня.
- Здесь всё кажется другим, но на самом деле, ничего не изменилось.
- Может быть, - ладони у меня мокрые от пота и я незаметно убираю их в карманы.
- Только не говори, что вдруг стал сочувствовать нам?
- Мир дает бесконечную возможность пересмотреть свои взгляды.
- Поэтому ты решил вытащить меня из горящего «Икаруса»? – поддразнивает меня Лилит , и мы встречаемся с ней взглядами.
- Я не хотел опять остаться один, - честно отвечаю я.
- Значит, твой эгоизм сыграл мне на руку.
- Не только тебе, - хмыкаю я.
Лилит молчит. Сворачивается калачиком, и через несколько минут, я чувствую, как она расслабляется и через минуту, засыпает. Я вновь пододвигаюсь к ней ближе и обнимаю. Это маленькое преступление и у меня нет оправдания. Собственное поведение кажется мне неправильным, но оно выглядит таким нормальным.
Во сне Лилит поворачивается ко мне, и доверчиво утыкается носом в мою грудь.
Я не в силах вздохнуть. Не в силах даже пошевелиться.
С силой зажмуриваюсь.
Регламент не может ошибаться.
Не может.
Потому что если это правда. Если допустить, что все ложь, то какие ещё жуткие секреты скрывает корпорация «Возрождение»?
Глава 43
Лилит
Я просыпаюсь первая, но не чувствую себя отдохнувшей. Ночь постепенно отступает. Я слушаю размеренное дыхание Макса. Его бедро прижимается к моей ноге и я не делаю попыток отодвинуться. Опускаю глаза и смотрю на наши переплетенные вместе пальцы, чувствуя его тепло сквозь перчатки.
Даже после самой разрушительной катастрофы, природа имеет необычайную способность найти в себе силы снова возродиться и Цветок умерших, лежащий в моем кармане, лучшее тому доказательство. Все вдруг встает на свои места: чистильщики, рыскающие по карантинным зонам. Призрак, всеми силами пытающийся его вернуть. Он как никто другой понимает, этот зеленый росток станет символом бунта.
Началом новой эпохи.
Мой желудок сжимается и я отстраняюсь от Макса. Холод тут же пробирается между нами и он морщится, но не просыпается. Несколько секунд я смотрю на его лицо, черные провалы под глазами, слегка приоткрытые губы и едва заметную ямочку на левой щеке.
Он даже спит красиво.
Вязаная шапка почти съехала на затылок и непослушная прядь каштановых волос падает ему на лоб. О таком парне любая девушка может только мечтать и влюбиться в него без памяти. Но проблема в том, что Макс не просто парень.
Он один из аристократов. Житель Верхнего мира. Потомок перворожденных и будущий советник.
Не удержавшись, я снимаю перчатку и касаюсь его перепутанных волос кончиками пальцев. Просто хочу удостовериться, что он человек из плоти и крови. Пряди оказываются мягкими, как я и ожидала. Макс хмурится и я резко одергиваю руку. Сердце колотится о ребра и я напряженно жду, когда он откроет глаза. Но ничего не происходит. Его дыхание всё такое же ровное и глубокое. Подождав минуту, я подползаю к почти потухшему очагу и подбрасываю несколько веток в угли. Огонь медленно разгорается.
Стараясь не шуметь, я нахожу клубок самодельной веревки и осторожно выбираюсь наружу, не взглянув на Макса.
Я решаю поставить силки, раннее утро самое время для охоты. Мне и раньше приходилось это делать. Вместе с отцом. Иногда у нас получалось поймать тощего грызуна, но здесь водится живность покрупнее…
Мы давно не ели нормальной еды, не считая шоколадных батончиков и кукурузных хлопьев.
Я удаляюсь от убежища всё дальше. Снег хрустит под ногами и ветер завывает среди высоких деревьев. От морозного воздуха, я стучу зубами и мне приходится натянуть шапку поглубже на уши.
Какая-то часть меня хочет вернуться обратно, но мне нужно раздобыть еду. Нам нужны силы.
Нам?
Внутри меня щемит знакомое чувство, где были «мы» вместо «я», но я опять отгоняю его от себя, представляя лицо Самары. Моя сестра со мной. Во мне. В моей груди. Она часть меня. Я должна думать о ней.
Серые сумерки утра больше напоминают ночь, но я упрямо двигаюсь вперед, запоминая ориентиры.
Небольшой пень, заросший мхом. Кусты волчьей ягоды, запорошенные снегом.
С сосновых веток сыпется снег, заставляя меня приглушенно чертыхаться. Я прислушиваюсь к посторонним звукам и смотрю под ноги. И вдруг замечаю на белоснежном ковре отчетливые следы лап. Мелкие комочки снега разбросаны по сторонам. Я наклоняюсь и осторожно поддеваю его перчатками.
Совсем свежие.
У меня учащается дыхание. Я быстро разматываю веревку и делаю петлю с одной стороны, а с другой двойной узел, в точности, как учил меня отец. Привязав ее к дереву, я нахожу две палки и втыкаю их в снег.
Так петля окажется прямо на уровне головы жертвы.
От напряжения, я даже не чувствую холода и почти не дышу. Установив силки, я удаляюсь от ловушки и решаю спрятаться неподалеку. Я очень надеюсь, что мой запах не спугнет животное. Я забираюсь под самый пышный куст, покрытый желтой листвой, земля под ним холодная, но снега почти нет.
Ветки цепляются за мои волосы, но меня это не останавливает, я забираюсь всё глубже, пока полностью не скрываюсь под густой кроной. Остается только ждать, когда ловушка сработает.