- Тата?
- Агата, жена моего прадеда, - терпеливо поясняет он, - Она нарушила одну из главных заповедей перворожденных - не последовала за своим мужем, когда тот решил лечь в криокапсулу и осталась со мной. Отец был в ярости, ведь это бросало тень на нашу репутацию, но тата была непреклонна.
- А твоя мама? Она не сможет нам помочь?
Макс никогда о ней не упоминал. Ни в одном из своих интервью. Ни в одном разговоре со мной.
- Мы с ней редко общаемся, - он рассеянно смотрит куда-то сквозь меня,- Я не могу вернуть ей то, что она хочет, - его взгляд становится неспокойным и я не рискую задать вертящейся на языке вопрос:
Что именно он не мог ей вернуть?
- Кроме связи Призрака с моим отцом у нас ничего нет.
У нас.
Я натягиваю на руки рукава кофты, спрятав дрожащие кисти под широкой вязаной тканью. Чувство необъяснимой тревоги не покидает меня.
- И что ты предлагаешь?
Макс достает из пачки сигарету:
- Можно?
- Валяй, - я пожимаю плечами.
Щёлкает зажигалка и в воздухе плывёт терпкий табачный дым. Несколько минут проходят в полной тишине. Мой живот сжимается от дурного предчувствия. Ладони покрываются потом.
- Мы свяжемся с Сопротивлением, - наконец, говорит Макс и кладет на стол разбитый смартфон.
Я каменею, не в силах выдавить из себя ни звука. Еще мгновение назад в комнате было тепло, теперь она кажется холодной и слишком маленькой. Молчание затягивается, как петля на шее. Огромное давление в моей груди грозит перекрыть дыхание.
- Перед самым ритуалом я встретил измененного, - не дождавшись от меня ответа продолжает Макс, пристально глядя мне в глаза, - Точнее Джен притащил его к себе. Парень был ранен, но цеплялся за жизнь. Нам пришлось прятать его.
Джен… Клуб… Чип… Сопротивление…
Всё сходится.
О, боже…
Стараюсь сохранить невозмутимое выражение на лице, запихиваю готовое сорваться с языка имя, но даже просто думать о Данте чертовски больно.
Капитан говорил, что кто-то из совершенных помог ему сбежать, но чтобы это был один из аристократов… Невозможно. Горло перехватывает. Ноги превращаются в желе. Мне нужно обрести контроль над ситуацией и своим телом. Заставить связки говорить.
- Я не устраиваю заговоров против совершенных, - подняв подбородок, заявляю я, но почему-то голос звучит жалко и неуверенно.
Макс разочарованно вздыхает и у меня все сжимается внутри. Необъяснимая смесь чувств и эмоций бурлит во мне. Сердце колотится в груди. Во рту пересыхает. Мой фукус сужается до маленькой точки. Я вижу только Макса. Время замедляется.
- Это еще не всё. Оказалось, Эмма имеет прямое отношение к Сопротивлению. С помощью меня, они хотели заполучить информацию о «Ковчеге». Глупый поступок, - тень пробегает по лицу Макса, - У отца кругом свои люди, я бы не успел переступить порог технического отдела, как информацию бы стёрли. Он ненавидит меня настолько, что лучше доверится измененному, чем собственному сыну.
- Не понимаю… – облизываю пересохшие губы.
Плечи Макса напрягаются и его глаза меняют цвет, теперь я знаю, как выглядит его боль.
- Я живое доказательство творящихся в «Ковчеге» ужасов.
Глава 52
Макс
Самоконтроль моя сильная сторона, но когда я вижу потрясенное лицо Лилит, удушающее чувство вины с новой силой наваливается на меня. Невозможно найти причину оправдаться. То, что мы творили с измененными - чистое зло, не имеющее смысла и кто-то должен это прекратить. Разрушить империю отца, построенную на крови и смерти. И этим кем-то должен стать я, даже если мне придется прожить остаток своих дней в гордом одиночестве, преследуемый призраками убитых.
- Внутри тебя… - Лилит замолкает.
Грудь сдавливает. Я не в силах произнести вслух, что внутри меня органы измененных. В этот момент я ненавижу отца так сильно, что готов убить его собственными руками.
- Да.
- Какие именно? - Лилит смотрит на тлеющую сигарету в моих пальцах и на ее лбу отчаянно пульсирует венка.
Неужели она думает...
Я тушу окурок.
- Почти все, - отвечаю я, запихивая вглубь всё, с чем не могу справиться – неуверенность, страх, тревогу и вину. Я знаю, как держать болезненные чувства в самой темной комнате, где не нужно вспоминать о них.
- Почему? – голос Лилит звучит хрипло и надломлено.
Мои плечи и шея твердеют. Язык становится неповоротливым. Потолок раскачивался в такт моему быстрому сердцебиению и тошнота подкатывает к самому горлу. Я чувствую себя больным. Живот сводит судорогой. Грудь пылает. Прошло семь лет, но я до сих пор не в состоянии говорить о сестре.
Горе преследовало меня и настигало в самый неподходящий момент. На трибуне. В архиве. В клубе. Куда бы я не пошел, повсюду было ее лицо. Всё возвращалось в одно мгновение – Стелла с широкой улыбкой, напевающая клятву своим чистым голосом и то, как она вынуждала меня смеяться, когда копировала Клауса...
Страдания переполняли меня настолько, что хотелось умереть и больше никогда ничего не чувствовать. И сейчас сердце разрывается на части, будто я снова оказываюсь на земле. Слышу последние хриплые вдохи сестры, вижу, как жизнь утекает из ее глаз, ощущаю беспомощность остановить всё это, перемотать время, не позволить сесть рядом.
Я сгибаюсь пополам, упираясь локтями в бёдра, прячу лицо в ладонях.
- В пятнадцать лет я попал в аварию, - глухо говорю я, каждое слово стоит неимоверных усилий,- Мне не нужно было выключать автопилот, но я был под «Пылью». Звонок телефона заставил меня отвлечься от дороги всего на секунду. Беспилотник вылетел из своей полосы и нас закрутило. Стена приближалась чересчур быстро, а потом стало так тихо… Так тихо…- я пытаюсь подавить надвигающее на меня черное отчаяние, цепляюсь за ненависть к себе, продолжаю говорить,- «Саркофаг» поддерживал в нас жизнь. Тогда мама только занималась разработкой синтетических органов и мое спасение стало прорывом. Так они говорили. Но мозг моей сестры был сильно поврежден, она… - не могу, просто не могу сказать "умерла".
Маленькая ладошка ложится на мое плечо и я вздрагиваю, поднимая голову. Лилит незаметно подошла ко мне, и ее тихая поддержка обжигает меня сильнее, чем ледяной ветер снаружи. Глаза наполняются влагой. Всю правду. Скажи ей всю правду. Выпрямившись, я начинаю расстёгивать рубашку. Лили следит за мной застывшим взглядом.
- Родители приняли решение никому не говорить, что я причастен к аварии. Отец слишком много вложил в меня, как в проект, чтобы поведать всем, что его сын - убийца. Репутация превыше всего всегда и во всем.
- Это… - чёрные зрачки Лилит кажутся огромными.
- Я настоял, чтобы шрамы остались, как напоминание о том, что я натворил. Сердце, почки, печень и легкие. Жизненно важные органы, необходимые для выживания. Они заменили их все.
Вся грудь сплошной лиловый синяк. Живот в ссадинах. Кожа в районе рёбер пожелтела, но едва заметные узкие линии были точно в тех местах, где проходил скальпель хирурга. Лилит несколько секунд смотрит на мои шрамы, а потом касается их кончиками пальцев. Её прикосновения едва уловимы, как трепетание крыльев мотылька, но я ощущаю каждое движение, будто удар током.
- Твоя мама... доктор Полк?
Я со свистом втягиваю в себя воздух. Безумная надежда, почти мольба, что мама не замешана в грязных делах отца разбивается в прах. Последний элемент головоломки встает на место. Теперь понятно, почему он вызвал ее на место аварии. Я до сих пор помню ее искаженное мукой лицо, дикие отчаянные глаза. В первое время после операции, мама была рядом со мной вместе с командой врачей. Они фиксировали мое состояние, словно я подопытный кролик, а потом она исчезла из моей жизни.
Я нахожу в себе силы кивнуть, не доверяя своему голосу.
- Она помогла мне, - говорит Лилит, убирая руку, - Но не смотря на это, я с удовольствие отправила бы их всех в Ад, если бы у меня была такая власть, - она стоит так близко, что я физически ощущаю исходящую от нее ненависть.