Вдохнул запах волос Мадлены и его просто унесло. Она стала его наркотиком, его безумием и его разумом тоже.
Стол скрипнул под пальцами Хортона. Шумный вздох пожирателя перекрыл слабый стон Мадлены.
Демон опять приник к губам амазонки, и она сама двинулась навстречу. Дальше Хортон уже не мог терпеть. Сдерживаться было немыслимым.
Легче уж, и впрямь, сдохнуть…
Он вошел… Вначале частично, беря Мадлену языком в рот, чтобы немного облегчить себе состояние. Уж слишком медленно приходилось все делать. Затем двинулся еще. Землянка ахнула, вся напряглась. Инстинктивно чуть сжала колени.
Вззз… Снова скрипнул стол под пальцами пожирателя.
Да Ррасхетова бездна! Как это вообще выдержать?
Когда она такая… узкая, теплая… И единственное, о чем думаешь, чего хочешь — вбиваться, вбиваться, вбиваться.
Хортон углубил поцелуй, лаская бедра Мадлены, поглаживая языком ее небо и чувствуя, что еще немного — и он сорвется. Даже его терпение не безгранично. Поэтому стоит поторопиться. Наконец, амазонка расслабилась опять.
Слегка раздвинула ножки и чуть подалась вперед, отчего мужской орган Хортона скользнул дальше, и пожиратель вновь утробно зарычал.
Ррасхетова бездна… Все, дальше терпения уже не осталось.
Пожиратель вошел на полную длину рывком. В глазах потемнело. В висках бешено запульсировала горячая кровь.
Сердце застучало прерывисто, мощно и очень быстро.
Да что же она с ним делает-то?
Откуда она такая взялась на его голову?
Мадлена
Размеры Хортона немного пугали меня. Но я ведь давно уже не юная девочка, впервые отдавшаяся однокласснику. Та, что желает «по большой и чистой любви» хлебнуть грязных плотских удовольствий.
У меня был опыт и довольно немалый. Так, что я понимала на что иду.
Хортон нравился мне как мужчина. Я не собиралась выходить за него замуж, становиться постоянной любовницей демонныха. Но сорвать плоды его страсти было соблазнительным и приятным.
Меня безумно возбуждало то как он дрожал, как рычал и как почти стонал, когда входил в меня. Медленно, осторожно, стараясь не сделать мне больно. Я буквально растеклась лужицей, поплыла, как выражаются в романтических книгах 18+.
А уж когда он остановился, напряженный настолько, что вены вздулись под кожей синей паутинкой и на шее проступили широкие ленты мускулов… Замер, не в силах вздохнуть, потому что мне стало больно и требовалось еще немного подогреть, прежде чем продолжить…
Черт побери! Я совсем потеряла голову.
В поясницу словно ударял слабый электрический ток и растекался ниже невыносимо приятными спазмами: сосущими, мощными. Мое нутро требовало своего, и Хортон заполнил его до предела.
У нас было одно дыхание на двоих. Одно движение на двоих. Один ритм сердца на двоих.
Мы стали целым. Обменивались воздухом, обменивались стонами — рот в рот. Без лжи… Без лукавства. Был только этот миг невыносимо-приятного, честного первобытного удовольствия.
Мужчина и женщина… Он и она.
И все. Ничего больше.
Это было до ужаса плотское и одновременно чувственное слияние. Хортон не брал меня — он врывался, толкался, выбивая из меня стоны, как, вероятно, выбивал стоны из своих врагов. И от этого у меня в голове совершенно пустело. Я вообще ничего не понимала, не видела. Только чувствовала, что мне нужен контакт наших тел. Проклятье! Необходим, будь неладен этот демонных! Что б его к Ррасхету!
Это было до невозможности жесткое и одновременно нежное соединение. Хортон дрожащими пальцами поддергивал меня, входил до упора и, не давая передышки, толкался, как, наверное, штурмовал вражеские города. И он получал меня, как добычу. С диким рычанием, с каким-то утробным животным стоном. Одновременно похожим и на стон боли, и на стон наслаждения тоже. Эта смесь звенела в моей крови, заставляя вибрировать все внутри и сокращаться.
А потом мы вместе одновременно приходили к пику и уже мой стон дикой птицей рвался на волю. Не сдержанный больше силками самоконтроля. Да и какой там контроль? То, что мы делали, к самоконтролю не имело совершенно никакого отношения. Скорее уж к чему-то полностью противоположному.
Это было на грани полной распущенности и совершенно конкретной, какой-то почти болезненно-отчаянной принадлежности друг другу.
Хортон не отпускал. Сам менял положение. Разворачивал меня или клал на бок и, не давая опомниться, снова вбивался. Ноздри пожирателя хищно раздувались. Словно он зверь, который схватил добычу и не может остановиться — пожирает ее, пытаясь насытиться.