Талия несколько долгих минут смотрела на него, потом покачала головой и недоуменно хихикнула:
— Тебе следовало стать дипломатом. Ты умеешь ловко одурачить любого при помощи банальностей и уговоров, но на меня такая тактика не действует. Поэтому не трать зря силы и время.
Она могла поклясться, что он изо всех сил старается сдержать улыбку. Наконец Харрис выдохнул, как человек, смирившийся с тем, что придется терпеть нечто неприятное всю жизнь, и одарил ее гипнотическим взглядом:
— Ты считаешь, что у тебя есть причина меня ненавидеть. Назови ее.
— Я ничего тебе не скажу. Насколько я понимаю, ты ничем не лучше моих похитителей. На самом деле ты гораздо хуже их. Моя вражда с ними была случайной. Я просто стала источником информации об их кровных врагах. Но к твоей семье у меня особые претензии. И не надо говорить мне о том, что ты меня спас. Теперь я понимаю, зачем ты это сделал. Тебе нужно то же самое, что и похитителям. И я дам тебе такой ответ, какой получили от меня они. Тебе проще спрыгнуть с самого высокого небоскреба в мире, чем добиться от меня желаемого.
— Неужели ты всегда так выносишь врачебный вердикт, Талия? Ты не оцениваешь все симптомы заболевания, а хватаешься за первый попавшийся?
Талия стиснула зубы, поборов желание ударить его еще раз. Этот человек рассуждал логично.
— О, только не начинай приплетать сюда врачебную практику. Ты ничего обо мне не знаешь, — резко сказала она.
— Возможно, но я знаю истину. Я уверен в своих предположениях — я видел, как ты действуешь в самых опасных ситуациях. Ты смелая, нахальная, способная и энергичная. Ты страстно занимаешься любым делом, горячо отстаиваешь свою точку зрения и имеешь собственное представление о справедливости. Будь честной со мной. Дай мне шанс защитить мою семью. И себя. Пожалуйста, Талия, скажи мне, в чем дело.
Ее решимость постепенно угасала. Сопротивляясь его влиянию, она разочарованно выпалила:
— Не называй меня так! Просто Т.Ж. Меня все так называют.
На этот раз он снова улыбнулся:
— Это означает, что все, с кем ты общаешься, не в ладах с головой, если они при виде твоей красоты и сексуальности могут называть тебя ничего не значащей аббревиатурой Т.Ж. Я буду называть тебя Талией. Или моей спасительницей. Ты ведь меня спасла. Так что смирись с моим решением.
Она приглушенно вскрикнула:
— Ради бога, выключи, наконец, свое программное обеспечение для порабощения женщин. Со мной у тебя этот номер уже не пройдет. Мне настолько тошно от твоей лести, что я предпочла бы, чтобы ты пустил в ход кулаки, как мои похитители.
Выражение его лица мгновенно стало зловещим.
— Они тебя били? — хрипло спросил он.
Талия машинально потерла живот:
— Пару раз, для смеха. Меня не допрашивали. Бьюсь об заклад, им приказали не причинять мне вреда. Они просто хотели меня запугать. Один из них сказал, что любой истинный патриот Зохейда обязан врезать иностранцу, который влезает в дела королевства.
Харрис заскрежетал зубами:
— Жаль, что мы их не покалечили, а только обездвижили транквилизаторами.
Она громко фыркнула:
— Перестань делать вид, что тебе не все равно, как со мной обращались.
— Я не притворяюсь. И я все равно заботился бы о тебе, окажись ты мужчиной или даже шпионом на задании, как я думал о тебе раньше. Нет ничего презреннее и недостойнее наказания, чем злоупотребление беспомощностью другого человека. Независимо от повода. Твои похитители никакие не патриоты, коими они себя считают, а порочные и трусливые подонки, которые не могут отказаться от возможности обидеть человека, не способного дать сдачи.
— Да ты прямо защитник слабых и угнетенных, — фыркнула Талия.
Он важно ей поклонился, а потом, словно принося присягу, произнес:
— Я и есть защитник слабых и угнетенных.
Талия больше не могла сдерживаться, поэтому выпалила:
— То есть ты и брата моего защитил?! Ты спас его от подонков из твоей семейки, которые воспользовались властью и упекли его за решетку?!
Глава 4
Харрис всегда полагал, что готов к любой неожиданности. Но Талия Жасмин Берк была полна сюрпризов. Ее заявление оказалось более чем неожиданным. А Харрис не был готов услышать подобное.
Он смотрел в ее глаза, в которых отражались неистовая ярость и тревога.
Прерывисто выдохнув, Харрис произнес: