Смотри с уважением на детей, которые, пара за парой, выходят из разных институтов: слепых, глухонемых, калек, сирот, брошенных детей. Помни, что это перед тобой проходят горе и милосердие человечества.
Делай всегда вид, что не замечаешь в человеке отталкивающего или смешного уродства. Всегда туши горящие спички, которые попадаются тебе под ноги, так как непотушенная спичка может иногда стоить многих человеческих жизней. Всегда, вежливо отвечай прохожему, который спрашивает у тебя дорогу.
Ни над кем не смейся, не бегай без цели, не кричи, уважай улицу. О культуре народа можно судить по тому, как он ведет себя на улице. Где ты встретишь грубость на улице, там, значит, грубость и в домах. И вместе с тем изучай улицу, узнай хорошенько город, в котором ты живешь. Если завтра судьба забросит тебя далеко от него, тебе будет приятно, что он хорош запечатлелся у тебя в памяти и что ты сможешь вспомнить его во всех подробностях. Твой родной город — это твоя маленькая родина, которая в течение многих лет была для тебя целым миром, где ты сделал свои первые шаги, держась за руку матери, пережил первые волнения, где в уме твоем возникли пер вые мысли, где ты нашел первых друзей. Твой родной город был для тебя настоящей матерью: он учил тебя, забавлял, охранял. Изучай свой город, изучая его улицы и его жителей люби его, не позволяй оскорблять и научись защищать его.
МАРТ
Вечерняя школа
Четверг, 2 марта
Мой отец повел меня посмотреть вечерние занятия в нашей школе. В классах уже горел свет, и рабочие начинали собираться.
Когда мы пришли, директор и все учителя были страшно возмущены, потому что кто-то незадолго до их прихода разбил камнем оконное стекло.
Сторож, выбежав на улицу, схватил было проходившего мимо мальчика, но тогда появился Старди, который живет напротив школы, и заявил: «Это не он, я видел своими глазами, как Франти бросил камень, а потом сказал мне: берегись, если скажешь хоть слово! Но я не боюсь его».
Директор заявил, что на этот раз Франти будет окончательно исключен из школы.
Тем временем я смотрел на рабочих, которые по двое и по трое входили в школу. Их пришло, должно быть, более двухсот человек.
Я никогда раньше не видел, как хорошо в вечерней школе. Тут были и мальчики старше двенадцати лет и бородатые мужчины, которые шли с работы, неся в руках свои книги и тетради. Тут были и столяры, и кочегары с черными лицами, и каменщики с руками, белыми от известки, и пекари с волосами, напудренными мукой; пахло и лаком, и кожей, и смолой, и машинным маслом, смешивались запахи всех профессий.
В школу вошел также отряд рабочих артиллеристов; они были в солдатской форме, и вел их капрал. Все быстро рассаживались по партам, убирали нижнюю планку, на которую мы ставим ноги, и сразу же склонялись над работой. Многие подходили к учителю с открытыми тетрадями и просили объяснить непонятное.
Я увидел молодого и хорошо одетого учителя, которого мы прозвали адвокатиком; около его стола стояло трое или четверо рабочих, и он проверял их тетради. Здесь был также хромой учитель, который смеялся вместе с рабочим красильщиком над его тетрадкой, перепачканной красной и синей краской.
Я увидел и нашего учителя, — он поправился и завтра должен вернуться в школу.
Двери во все классы оставались открытыми. Когда начались уроки, можно было просто удивляться, как все были внимательны, как все глаза были устремлены на учителя. А вместе с тем большинство рабочих, как нам сказал директор, чтобы не опоздать в школу, даже не зашли домой поужинать и сидели голодные. У младших, правда, после получаса занятий начали слипаться глаза, а многие просто засыпали, уронив голову на парту. Учитель будил их, щекоча им уши кончиком пера. Но старшие не засыпали, нет, они сидели, открыв рот, и не мигая слушали учителя. Мне странно было видеть за нашими партами всех этих бородачей.
Мы поднялись также, во второй этаж, я побежал к двери своего класса и увидел на своем месте мужчину с огромными усами и забинтованной рукой… Может быть, он повредил ее во время работы у машины. И несмотря на это, он всё-таки писал, хотя и очень медленно.
Но больше всего мне понравилось, что на месте Кирпичонка, на той же самой скамье и в том же самом углу, сидел его отец, великан-каменщик. Он весь как-то сжался, подперев голову кулаками, и внимательно, не дыша, смотрел в книгу.