— Марко, сынок мой, — сказал ему отец, стоя со слезами на глазах на сходнях готового к отплытию парохода и крепко целуя своего сына, — мужайся. Ты едешь со святой целью, и бог поможет тебе.
Марко был мужественный мальчик и готов был ко всем трудностям путешествия, но когда он увидел, что за горизонтом исчезла его прекрасная Генуя и что он в открытом море, на огромном пароходе, окруженный крестьянами эмигрантами, один, никому не знакомый, с маленьким мешочком, где спрятано всё его богатство, его неожиданно охватило уныние. В течение первых двух дней он лежал, свернувшись на носу судна, почти не прикасаясь к пище и чувствуя огромное желание плакать.
Разные печальные мысли приходили ему в голову, и особенно упорно возвращалась к нему самая грустная, самая страшная мысль, что, может быть, его матери нет больше в живых.
В своих бессвязных, тяжелых снах он видел всегда лицо какого-то незнакомца, который смотрел на него с состраданием, а потом шептал ему на ухо: «Твоя мать умерла». И тогда Марко просыпался с подавленным криком.
Однако, когда вышли из Гибралтарского пролива и глазам Марко открылся Атлантический океан, к нему вернулось немного мужества и надежды.
Но это было краткое облегчение. Огромное морское пространство, всегда одно и то же, всё увеличивающийся зной, грустное настроение всех этих бедняков, которые его окружали, и чувство собственного одиночества снова заставили мальчика приуныть.
Дни шли за днями, ничем не заполненные, однообразные, и ему казалось, что он уже целый год на море.
Каждое утро, просыпаясь, Марко снова пугался, видя, что он один, среди беспредельных вод, на пути, в Америку. Чудесные летающие рыбы, которые время от времени падали на па лубу, великолепные тропические закаты с их огромными облаками цвета крови или раскаленных углей, фосфорическое сияние воды по ночам, когда, казалось, весь океан загорался, как огромное море лавы, — всё это представлялось ему не действительностью, а каким-то чудом, которое снилось ему во сне. Временами погода портилась, и тогда Марко вынужден был целые дни оставаться в каюте. Там всё качалось и падало, люд стонали и проклинали свою судьбу, и Марко казалось тогда, что настал его последний час. Потом наступали дни, когда беспокойное море приобретало желтоватый оттенок, зной становился невыносимым и тоска беспредельной.
Тянулись бесконечные мрачные часы, и истомившиеся пассажиры, неподвижно лежавшие на палубе, казались мертвыми телами. А путешествие всё не кончалось: море и небо, небо и море, сегодня, как вчера, завтра, как сегодня, — еще раз, всегда, — вечно. Долгие часы простаивал Марко, облокотившись на борт, с изумлением смотря на это не имеющее границ море, и смутно думал, о своей матери, пока глаза его не закрывались, голова не склонялась и он не погружался в сон; а тогда он опять видел лицо незнакомца, который смотрел на него с состраданием и повторял ему на ухо: «Твоя мать умерла!»
При звуках этого голоса Марко вздрагивал просыпался и снова начинал грезить с открытыми глазами и вглядываться в однообразный горизонт.
Двадцать семь дней длилось путешествие! Но последние дни оказались самыми лучшими. Погода стояла прекрасная, и воздух был свежий.
Марко познакомился с одним добрым стариком из Ломбардии, который ехал в Америку к своему сыну, землепашцу, жившему недалеко от города Розарио; Марко рассказал старику все о себе, и тот часто повторял ему, похлопывая его по затылку:
— Держись молодцом, парнишка, я уверен, что с твоей матерью ничего не случилось и ты застанешь её здоровой.
Общество этого старика поддерживало Марко, и его предчувствия из грустных стали веселыми. Сидя на носу, рядом со старым крестьянином, который курил свою трубку, под покровом чудесного звездного неба, окруженный эмигрантами, которые пели песни, Марко в сотый раз мысленно представлял себе свой приезд в Буэнос-Айрес, видел, как он идет по улице, Находит лавку и бросается к своему дяде: «Как моя мать? Где она? Пойдем скорее к ней!» — «Пойдем, пойдем!» — и вот они бегут, поднимаются по лестнице, открывается дверь… Но здесь его немой монолог прерывался и воображение его терялось в чувстве невыразимой нежности.
Путешествие кончилось на двадцать седьмой день после отплытия. На небе горела чудесная алая майская заря, когда пароход бросил якорь в устье величественной Лаплаты, на берегу которой раскинулся огромный город Буэнос-Айрес, столица Аргентинской республики.
Великолепная погода показалась Марко хорошим предзнаменованием. Он был вне себя от радости и нетерпения: мать на расстоянии всего нескольких миль от него, через три часа он увидит ее!