Тратить такие суммы Борису было некуда. Он привык одеваться со вкусом, но недорого. Роскошные рестораны не любил: его повергали в недоумение сытые, наглые физиономии постоянных клиентов и пустые глаза их размалеванных подружек. Борис обедал, в основном, у Азаровых, проживавших тогда неподалеку от Университета.
С одиннадцатилетним Олегом Азаровым и его девятилетней сестрой они сразу стали лучшими друзьями. Елена, эта славная девчонка, за годы их дружбы просто «прикипела» к кухонной плите, считая своим долгом накормить своего взрослого друга повкуснее. В конце концов, она научилась великолепно готовить, и это занятие стало для нее любимым и привычным.
У девушек Борис вызывал неизменную симпатию. Ответную симпатию вызывали у него девушки, предпочитавшие «роскошной» жизни духовную близость и чувственные взаимные удовольствия. Для таких девушек, в сравнении с ресторанами и ночными клубами, постель имела явные преимущества, и особых расходов они не требовали. Борис иногда дарил им не очень дорогие подарки, и вовсе не из скупости, которой в нем не было ни грамма.
Просто однажды он подарил очередной пассии безделушку "от Тиффани". Юная особа сначала решила, что это искусная подделка, но через несколько дней зашла в ювелирный магазин и попросила оценить вещь. Услышав стоимость ожерелья, девушка однозначно расценила подарок как предложение руки и сердца и решила подавить застенчивость такого милого парня бурным натиском! Знакомства с ее родителями неосмотрительный любовник сумел избежать только потому, что целый месяц скрывался у Азаровых.
И уж тем более Борису никогда не пришло бы в голову тратить деньги на платных жриц любви: он ими элементарно брезговал!
Уже через три с половиной месяца после того как Борис Незалежный стал первокурсником, Сергей Бокалов, с которым юное дарование познакомил Азаров, в то время самый молодой профессор Университета, запатентовал и продал японцам за сумасшедшие деньги некую техническую идею. Продал без зазрения совести, так как Борис, который ему эту идею подсказал, одновременно выудил откуда-то из ноосферы альтернативный вариант, повергший Бокалова в шок.
— Представляешь, Андрей, — не скрывая восхищения, говорил Сергей своему другу, наблюдая вместе с ним за тренировкой университетской футбольной команды, проходящей на заснеженном поле, — я к этому открытию только к старости рассчитывал подобраться! Да и то, если повезет.
Борис Незалежный, как всегда, стоял в воротах и парировал мячи. Получалось через раз.
— У меня еще похлеще, — заметил Азаров. — Он все мои настоящие изыскания ревизовал. Половину выбросил как тупиковые и тут же втрое больше гениальных идей предложил, в тех же направлениях.
Профессор на всякий случай оглянулся по сторонам, хотя на заснеженной трибуне кроме них никого не было.
— Я думаю, пора с Георгием встречаться. Пусть решает, что нам дальше делать, ответственность на нас слишком велика!
— Догадываюсь, что он скажет: работайте "в стол". До тех пор, пока держава не поставит у руля настоящего человека, так нам и придется поступать.
— Все равно, решение не нам принимать, завтра я в Питер полечу.
Борис пропустил очередной мяч.
— Ну, кто ж так ловит?! — возмутился Бокалов, который, как и все заядлые болельщики, точно знал, как надо правильно играть в футбол.
— Я на прошлой неделе ректору своей отставкой пригрозил, — усмехнулся профессор, — если тренер Бориса из команды выгонит!
Вновь повалил снег.
До начала Нового двухтысячного года оставалось ровно две недели!
Первого августа 2007 года русская субмарина, не имеющая ни названия, ни аналогов, стрелой летела к цели, пронизывая сверхпрочным корпусом черную плоть Океана.
Римлянин, каждой клеточкой ощущая скорость, сидел в пилотском кресле, следил за приборами и довольно улыбался!
— Как вам лодочка?! — гордо поинтересовался Незалежный. — Уже 120 узлов!
— Мы в ней души не чаем, — признался Немо.
— В ней две моих идеи относительно скорости и прочности, — продолжал хвастаться аспирант. — Мой шеф с Сергеем Бокаловым три месяца корпели над практической доводкой! Вы на ней на какую глубину ныряли?
— В Марианский желоб, на самое дно, — сообщил Илья. — Глубже просто некуда!
— А скорость какую развивали?
— 250 узлов!
— Вот так идеи становятся "материальной силой", — глубокомысленно изрек Борис, процитировав "вечно живого" Ленина.
— Японцы нам в уплату за две твои идеи еще десять таких лодок изготавливают, — щедро поделился Римлянин совершенно секретной информацией, на которую, вообще-то, был скуп даже с друзьями. — У них на тайных верфях работает кое-кто из наших настоящих ученых, специалисты по оружию. Эти субмарины не будут «беззубыми».
— А себе японцы сколько изготовят? — поинтересовался Бравый. — Пора бы им уже рассчитаться с врагами за Хиросиму и Нагасаки!
— Ох, Николай, политик из тебя… — вздохнул Римлянин, на секунду обернувшись через плечо.
— Никакой! — с готовностью подтвердил Бравый.
— Вот именно, — проворчал Римлянин, глядя на приборы. — Наслушаешься сатириков, и у тебя в мозгах — глобус без Северной Америки! А там, между прочим, и Канада расположена.
— Синтия Тейн все равно сейчас в Аркаиме, — полушепотом произнес Бравый и подмигнул друзьям.
— Николай, — построжился Римлянин, не оборачиваясь, — выбрось эти бредовые мысли из головы, читать противно!
— А для нас по скорости и прочности какая альтернатива? — спросил Немо. — Ты ведь Россию без явного преимущества не оставляешь?
— Относительно прочности. Глубина — до 300 километров, любой агрессивности внешняя среда…
— У нас таких водоемов нет, — перебил Илья.
— На Земле нет, — согласился Незалежный, — а на некоторых планетах, которые могут представлять для нас интерес, есть! Я уже четыре таких вычислил.
— Ну, а скорость? — напомнил Немо.
— Мгновенная!
— Что значит, мгновенная?!
— Мгновенное перемещение в пределах Океана любой планеты! Через пространственно-временной коридор. Кстати, это сложнее, чем перемещение в открытом Космосе. Дело вот в чем…
— Да-а-а, Борис, — протянул Илья. — Это просто здорово, что ты плохо в футбол играешь!
По спинам экипажа прокатился ледяной холодок страха. Засбоили приборы, зазвучал противный сигнал аварийной тревоги. Скорость была сумасшедшей, ужас нарастал стремительно.
Разведчики были к этому готовы. Собрав волю в кулак, они невидящими глазами смотрели прямо перед собой. Борис прикусил губу, по его подбородку стекала кровь.
— Что же они так, — процедил сквозь зубы Немо, — своих стращают…
Римлянин, с трудом преодолевая себя, резко увеличил скорость. Его тело стало мокрым от липкого пота, он был на грани безумия. На расположенном перед ним мониторе забрезжил слабый свет, ужас достиг своего апогея.
Сбросить скорость и уйти — требовало подсознание.
Вперед, только вперед! — слабея, все еще упирались разум и воля.
Римлянин подался к панели управления плечом и сведенной судорогой рукой выжал рычаг скорости до отказа. Бледный свет приблизился почти мгновенно, превратился в ослепительное сияние… и вдруг исчез.
Вместе с ним исчезли страх и ужас. Разведчики перевели дух и бросились к Борису: он был без сознания!
Римлянин резко уменьшил ход, как оказалось, вовремя. На мониторе в слабом свечении возникло препятствие, похожее на гигантский усеченный конус. Римлянин принял влево и на малом ходу с глубины в сто метров заскользил к вершине конуса, огибая его по пологой спирали.
— Все живы? — спросил он, не отрывая глаз от монитора.
— Все, — пробормотал аспирант, которого только что привели в чувство. — У меня волосы не поседели?
— Ты в порядке, Борис, — успокоил Бравый, протягивая ему платок. — Вытри подбородок, ты сейчас на вурдалака похож!
— Теперь я понимаю, что ощущал Хома Брут, отпевая панночку, — заметил Немо, утирая пот со лба.