А потом она внезапно поняла. У ее брата не было детей, так что в соответствии с брачным контрактом его вдова не может стать его наследницей. Теперь сама Мари стала наследницей поместья Шаландри и, как наследница, приобрела ценность. Брак с наследницей становится прекрасной наградой рыцарю, которым доволен его сеньор. Тошнотворный вкус во рту усилился, и она начала дрожать.
– Мой отец уже обо мне позаботился! – слишком высоким голосом воскликнула она. – Он отправил меня сюда.
– Ради твоей безопасности, дитя, – мягко вмешалась леди Констанция. – Твой отец распорядился, чтобы ты оставалась здесь на время крестового похода, но он очень твердо сказал, чтобы ты не приносила обетов без его разрешения. Теперь обстоятельства изменились – и тебе следует отправиться ко двору.
Мари устремила на нее отчаянный взгляд, а потом поспешно повернулась обратно к Алену де Фужеру:
– Как герцог Роберт мог вас послать? Он в крестовом походе вместе с моим отцом!
– Я действую от имени герцога, – ответил Ален и после короткой паузы добавил: – У герцога Роберта есть управляющий, знаете ли.
Один из рыцарей ухмыльнулся. Мари перевела взгляд с его ухмылки на лицо Алена де Фужера, пытаясь победить ужас и заставить свой потрясенный разум работать. Ей казалось, что она упустила нечто очень важное. Однако она была не в состоянии связно мыслить. Она обязана подчиняться сюзерену отца. Она обязана будет по его приказу выйти замуж за какого-нибудь незнакомца – вероятно, человека, который окажется намного старше ее самой. А потом она будет обязана считать мужа своим господином и безропотно принимать любое его обращение. Большинство мужчин хотя бы изредка бьют жен. Ей придется отдать свое тело – неловкое, хрупкое, нежное – в грязную лихорадку и кровь деторождения. Ей придется полностью потерять власть над собой. Давясь паникой, не находящей выхода, она прижала ладони к лицу и разрыдалась.
Мари покинула монастырь Святого Михаила в тот же день. Леди Констанция объяснила, что ей не следует медлить.
– Ты знаешь, что должна повиноваться своему сеньору так, как повиновалась бы отцу, – сказала она. – А раз тебе необходимо ехать, то лучше сделать это немедленно. Незачем предаваться мрачным мыслям. Я уверена, что при дворе герцога о тебе хорошо будут заботиться, а по пути туда эти господа будут к тебе добры. Иди и собери вещи.
Однако немногочисленные пожитки, с которыми Мари приехала в монастырь, упаковала прислужница настоятельницы. Мари могла только сидеть на узкой кровати, сложив руки на коленях, и молиться. Она продолжала дрожать, но теперь уже не только от страха, но и от стыда. Спокойный наблюдатель, живший в ней, смотрел, как она поведет себя в момент кризиса. И ему видны были дурные мысли, постыдный страх и ребяческие слезы. И не было следа твердости и веры, которые должны были бы сопровождать столь ожидаемую святость.
Солнце все еще стояло высоко над горизонтом, когда ошеломленная Мари села на костистую серую кобылу, которая привезла ее в монастырь три года назад, и отправилась в путь с тремя рыцарями.
Леди Констанция оказалась права хотя бы в одном: дорога мгновенно заставила Мари забыть о своих тревогах. Ее кобылу Дагу отец когда-то назвал «доброй лошадкой»: она была сильная, быстрая и выносливая. А еще она была упрямая, раздражительная и тряская – и в течение трех лет ею пользовались в монастыре, что нисколько не улучшило ее от природы дурного характера. Мари с детства умела ездить верхом, но она не садилась на лошадь с момента приезда в монастырь, и Дагу потребовала от нее столько внимания, что на протяжении нескольких миль ей некогда было даже оглядеться. Однако она заметила, когда они повернули, чтобы переправиться через реку Куэнон в Бретань. Такого не заметить было нельзя.
В течение шестидесяти лет граница между герцогствами Нормандским и Бретонским проходила по Куэнон. Хотя формально оба герцогства считались собственностью короля Франции, на самом деле они являлись независимыми государствами и воевали между собой чаще, чем жили в мире. Однако многие бретонские семьи устраивались по обе стороны реки. Бретань была бедна, а Нормандия – богата. И вполне естественно было, что бедные бретонцы – вторые и третьи сыновья, не получавшие наследства, искали удачу на севере. И если они эту удачу находили, то почему бы сеньорам малых владений в Бретани не получать больших в других местах? Многочисленные ветви семейства Пантьевр были самыми удачливыми из всех этих перебежчиков отчасти из-за успешного двоедушия самых знатных представителей рода. Семейство Мари – более скромная ветвь Пантьевров – было твердо в своей верности Нормандии. Отец Гийома Пантьевра ушел со службы герцога Бретонского и принес вассальную клятву герцогу Вильгельму Завоевателю. И Гийом гордо утверждал, что эту клятву нельзя взять обратно, не потеряв чести семьи. Он хвастался тем, что никогда не пересекал Куэнон.
Мари осадила кобылу перед низким деревянным мостиком. Дагу фыркнула и прижала уши, дергая головой поводья и возмущенно переминаясь на месте. Трое рыцарей тоже развернули коней и подъехали к ней. Позади лежали безлюдные пространства засоленного болота, а вдали высилась вершина Сен-Мишель, от которой их отделяло уже мили четыре, но которая казалась такой близкой, что можно дотронуться рукой. Перед ними плавно несла свои коричневые воды река: течение было таким слабым, что поверхность казалась неподвижной.
– Миледи, – Ален де Фужер, как водится, говорил за всех троих, – почему вы остановились?
Мари недоуменно посмотрела на него.
– Вы едете не в ту сторону, – проговорила она и мысленно содрогнулась от того, насколько неуверенно звучали ее слова.
Де Фужер колебался, и один из двух рыцарей посмотрел на него с досадой. Мари решила, что раздосадованный мужчина скорее всего состоит в родстве с командиром отряда, хотя красота Алена казалась почти чрезмерной, а его спутник до странности походил на жабу – щербатую жабу с волосами песочного цвета. Насколько она поняла, спутника звали Тьер.
– Скажи ей правду, Ален, – посоветовал он. Ален колебался еще секунду, но потом кивнул:
– Хорошо. Леди Мари, мы едем в Ренн.
Мари замерла в изумлении. Ренн был столицей одного из трех крупных графств Бретани. Ее сердце снова отделилось от разума, и она почувствовала странную отстраненность, словно все это происходило с кем-то другим.
– Вы же говорили, что мы едем к управляющему герцога Роберта! – запротестовала она.
– Нет, – возразил Ален, страшно довольный собой. – Я сказал, что мы едем ко двору герцога. Герцог Хоэл сейчас находится в Ренне.
Герцог Хоэл Бретонский! Мари растерянно смотрела на своих сопровождающих. Дагу воспользовалась удобным моментом, выдернула поводья из рук Мари и боком отошла к сочной траве на обочине дороги. Мари поспешно ударила ее по бокам, чтобы повернуть лошадь обратно, откуда они приехали, но тут зловредная кобыла прижала уши и заартачилась. Тьер моментально оказался рядом с ней. Перегнувшись, он поймал поводья – этот жест мог бы быть услужливым, но внезапно оказался совсем иным. С жабьей усмешкой он надел конец поводьев себе на руку. Только тут Мари поняла, что происходит похищение. Вот почему у нее было ощущение, будто она что-то упустила! Дело не в том, что она была глупа: просто ее обманывали.
«Герцог Хоэл! Иисусе сладчайший, мне следовало бы сообразить! Конечно, герцог Бретонский не откажется заполучить такое богатое владение, как Шаландри!»
– Вы мне лгали! – яростно крикнула она Алену.
– Я не лгал! – самодовольно возразил тот. – Я сказал вам, что меня прислали вас сопровождать к герцогу, который является вашим законным сюзереном. И это правда.
– Мой законный сюзерен – это Роберт Нормандский! – запротестовала Мари. – Вы сказали, что получили приказ от управляющего герцога Роберта!
Ален покачал головой.
– Я этого не говорил, – заявил он, кичась собственным хитроумием. – Я сказал, что действую именем герцога и что герцог Роберт назначил управляющего, а он это сделал. Я не лгал. А вы думали то, что вам хотелось думать.