– Убери оружие! – рявкнул он. – Он привязан и не может ничего тебе сделать. Изенгрим! Плохой волк! Нельзя!
Изенгрим поднялся на лапы. Он посмотрел на герцога, и его уши встали торчком. А потом он снова посмотрел на Алена – и снова прижал их. Его глаза встретились с глазами Алена. Звериные глаза были полны человеческой ярости. Тиарнан жив и намерен убить его при первой же возможности. Ощущение личности волка было настолько сильным, что Ален с ужасом взглянул на Хоэла в уверенности, что это должно было подействовать и на него, что герцог не может не подозревать правды. Однако Хоэл выглядел просто озадаченным.
– Милорд, – хрипло проговорил Ален, – это злобное, дикое существо. Умоляю вас, прикажите его убить.
Волк зарычал снова.
– Он был достаточно ручным этим утром, – сказал герцог в недоумении. – Ну наверное, нельзя рассчитывать на то, что дикий зверь всего за день привыкнет к людям. Надеюсь, он снова успокоится. И мне кажется, что это ты ему не нравишься. Ты ведь и раньше на него охотился: возможно, он тебя узнал. Уходи-ка ты от него. Ты его беспокоишь.
По дороге домой Ален разрыдался. Его страшный враг остался жив, и он не знал, что ему теперь говорить Элин.
Глава 12
Отряд герцога выехал из Треффендела следующим утром. Изенгрим, на которого снова надели намордник, бежал на поводке позади герцога, а Мирри радостно трусила рядом с ним. Придворные смеялись над ними – поджарым опасным волком и длинноухой ищейкой с печальной мордой и виляющим хвостом. Они действительно были забавной свитой герцога. Герцогиня смеялась громче всех.
– Господи! – воскликнула она. – А ведь ему не нравится, что над ним смеются, да? Напустил на себя чопорность, что твой епископ на крестинах у бастарда! Не печалься, Изенгрим: мы смеемся не над тобой, а над собакой!
Изенгрим посмотрел на нее с еще более высокомерным видом, и она снова рассмеялась.
Мари улыбнулась, но не засмеялась. Она узнала, что часовня Святого Майлона находится неподалеку от Треффендела, и пыталась набраться храбрости, чтобы туда поехать. Горькое заявление леди Элин о том, что ее муж был хуже разбойника, постоянно терзало Мари, и ей мучительно хотелось получить уверение в том, что это неправда, от единственного человека, который должен это знать. Она несколько раз отметала эту мысль: недопустимо, чтобы женщина, не состоявшая в родстве с человеком, начала расспрашивать о нем его исповедника. Но эта мысль упорно возвращалась. Что дурного в том, если она поедет в часовню и спросит? Самым неприятным может стать то, что отшельник возмущенно ее прогонит. Однако в благоприятном случае ее сомнения будут рассеяны.
– Моя госпожа, – неуверенно проговорила она, – я нужна вам в Ренне немедленно?
– А почему ты спрашиваешь? – удивилась герцогиня.
– Мне бы хотелось увидеть того святого отшельника в часовне Святого Майлона, которого так хвалят во всей округе. Скоро Великий пост, и я подумала, что он может посоветовать мне какой-то духовный труд.
Герцогиня бросила на нее проницательный взгляд:
– Ты имеешь в виду Тиарнана?
– Другие тоже его хвалили, – ответила Мари с улыбкой, – но... да, наверное, это его мнение я уважаю больше остальных.
– Ну конечно, ты можешь поехать и повидать его! – заявила Авуаз. – Хоэл, милый! Мари хочет поехать и встретиться с отшельником из Святого Майлона. Дай ей сопровождающих, любимый!
– Тьер! – сказал герцог. – Проводи леди Мари к часовне Святого Майлона и привези ее обратно в Ренн этим же вечером.
– С удовольствием! – отозвался Тьер, широко улыбаясь.
Он сжал каблуками бока своего коня, заставив его затанцевать рядом с кобылой Мари. Сам он низко поклонился в седле.
– И не забывай, что ты больше за мной не ухаживаешь! – поспешно сказала ему Мари.
– Милая дама, – запротестовал он, целуя ее руку, – какое великопостное и скучное заявление!
Жюдикель услышал топот копыт, когда стоял на коленях пред алтарем. Он встал и повернулся как раз в тот момент, когда в часовню вошли двое. Мужчина был с мечом и шпорами рыцаря и хорошо одет – в красную куртку и подбитый мехом плащ. На женщине было простое серо-голубое платье, но из хорошей ткани, и плащ у нее тоже был богатый и под-битый мехом. Жюдикель решил, что оба они из знати. Женщина хочет исповедаться перед Великим постом, а мужчина ее сопровождает. Он мысленно вздохнул, ощущая себя на редкость неспособным кому-то что-то советовать. А с набожными молодыми особами всегда трудно разговаривать.
– Да пребудет с вами Бог, – проговорил он неохотно. – Я местный священник. Я могу вам чем-то служить?
– Да пребудет с вами Христос, святой отец, – отозвалась женщина, перекрестившись. – Простите, что прервала ваши молитвы. Я слышала о том, какую святую жизнь вы здесь ведете, и хотела попросить вашего совета перед этими неделями покаяния. У вас есть время, чтобы со мной поговорить?
– Мое время ничего не стоит, – сказал он, – но мой совет не будет для вас полезнее, чем совет вашего приходского священника.
– Но я была бы рада его получить, если вы согласитесь его дать, – заявила незнакомка.
Жюдикель снова вздохнул – на этот раз глубоко – и сделал приглашающий жест в сторону камыша, настеленного перед алтарем. Мужчина удовлетворенно кивнул и кончиками пальцев дотронулся до плеча женщины.
– Я присмотрю за лошадьми и буду ждать на улице, – сказал он ей. – Позови, если я тебе понадоблюсь.
Он вежливо кивнул священнику и вышел.
Женщина подошла к алтарю и встала на колени. Мгновение она молча смотрела на Жюдикеля – и его раздражение, вызванное ее появлением, исчезло. У нее оказалось милое, умное лицо с высоким лбом и прямым взглядом серых глаз, а держалась она спокойно, но твердо. От нее можно не ждать истеричной набожности. Он опустился на колени напротив нее.
– Да пребудет с тобой Христос, – снова сказал он. – Чем я могу тебе помочь?
Мари хотелось поговорить с Жюдикелем потому, что он знал Тиарнана. Но, оказавшись с ним лицом к лицу, она осознала, что на самом деле пытается выведать тайну исповеди. С Тиарнаном ее не связывали никакие узы, которые оправдывали бы такой интерес: она не была ему ни сестрой, ни возлюбленной. Суровое аскетическое лицо Жюдикеля и его проницательные темные глаза не приглашали откровенничать. Конечно же, он просто укорит ее за неуместное любопытство и прогонит! Однако ей по-прежнему мучительно хотелось услышать, что Элин была не права. Именно любовь к Тиарнану помогла Мари отпустить призрак матери и освободиться. А если Тиарнан не заслуживал любви, то где же тогда ее собственная свобода?
Она, молча стояла на коленях в течение долгой минуты, пытаясь найти способ объяснить, почему ей необходимо знать правду, и задать вопрос так, чтобы ответ не требовал нарушения тайны.
– Я слышала о вас от лорда Тиарнана Таленсакского, – сказала она наконец, – человека, которому я многим обязана. Меня зовут Мари, Мари Пантьевр Шаландрийская. Тиарнан спас меня от разбойников – наверное, вы слышали об этом.
Имя Тиарнана заставило сердце Жюдикеля дрогнуть. Волк не приходил к нему в хижину уже несколько недель, и он прекрасно знал, как неумолимо его преследует Ален. Он молился за своего приемного сына, испытывая все более сильный страх.
– Он сам мне об этом рассказал, – проговорил Жюдикель как мог спокойно. – Я был его исповедником.
– Я об этом слышала. Что мне хотелось... не знаю, как мне это сказать.
– Ты можешь не опасаться сказать что-то неосторожное, – успокоил ее Жюдикель. – В свое время я слышал немало таких слов и никогда их не повторял, говорились ли они во время исповеди или нет.
– Спасибо, – отозвалась Мари, нервно улыбаясь. – Хорошо. Я... что-то чувствовала к Тиарнану.
При этом признании она покраснела и поспешно опустила глаза. Ей было очень трудно открывать свое сердце перед этим человеком, зная, что он может ее осудить. Но у нее не было другого выхода, если она надеется услышать от него то, что ей так хочется узнать.