– Понятно, – проговорил Тьер наконец. – Но похоже, что увеличение платы все только испортило и ты не получаешь лишних денег даже с мельницы.
– Да! – воскликнул Ален, снова разъяряясь. – И все из-за упрямства местных жителей. Они могут позволить себе такую плату: арендная плата тут вполовину меньше, чем в Фужере, но им кажется, будто они имеют право молоть свое зерно за прежнюю цену. И они предпочитают остаться без муки, чем заплатить за свой хлеб-лишнюю четверть гроша в неделю.
Тьер хлопнул ладонью по столу. Сам он никогда не управлял имением, но понимал, что деревня состоит в первую очередь из людей, от которых следует ожидать консерватизма и упрямства, свойственного природе человека.
– Ради Бога, Ален, а чего еще ты ждал? – с досадой вопросил он. – А ты бы сам покорно согласился платить вдвое больше, если можно платить по-старому, проехав лишнюю милю? Ты поднял цену хлеба, и понятно, что крестьяне тебя возненавидели.
– Но я ведь уже не могу пойти на попятную! – запротестовал Ален. – Меня тут и без того ненавидят. Если они решат, что можно безнаказанно мне перечить, то одному Богу известно, чем это закончится.
Элин, которая почти ничего не говорила в присутствии Тьера, внезапно выскочила из-за стола и убежала из зала. Ален возмущенно посмотрел на кузена.
– Ты ее расстроил! – сказал он.
—Я? Я ничего не говорил.
– Это из-за твоих слов насчет недоброжелательности. Ее это очень тревожит. Слуги убегают, люди у нее за спиной ее обзывают, А ей... ей сейчас нельзя расстраиваться. У нее будет ребенок, Тьер.
– О! – воскликнул Тьер, почувствовав жалость к бледной, больной, испуганной молоденькой женщине, которая только что убежала из комнаты. Он не слишком убедительно произнес положенные поздравления. – Молю Бога послать вам обоим радость.
Ален покачал головой и уронил ее на руки.
– Я молю Бога послать нам радость, потому что пока никакой радости мы не видели! Тьер, мы должны были быть так счастливы, но сейчас это только лишний повод для тревоги.
Она так мучается последние месяцы, что мне за нее страшно. Мне хочется увезти ее отсюда. Ей нужен покой. Но я не могу никому доверить управлять поместьем в мое отсутствие. Этот мой управляющий, Жильбер, – он вор, и крестьяне ненавидят его еще сильнее, чем меня. И потом, я не могу купить ей дом, когда на мне висит долг. – Он посмотрел на Тьера со знакомой мольбой в голубых глазах. – Я так рад тебя видеть! – сказал он. – Я не знаю, что мне делать, Тьер! Здесь меня возненавидели еще до того, как я приехал, и что бы я ни делал, становится только хуже. Они все время сравнивают меня со своим маштьерном. Если бы они знали, чем был на самом деле их драгоценный маштьерн, они не захотели бы, чтобы он вернулся!
– О чем ты говоришь? – нетерпеливо бросил Тьер. Ален поморщился и покачал головой.
– Он не был благородным рыцарем, за которого все его принимали. Элин об этом узнала. Я и раньше его ненавидел, – заявил Ален внезапно, – но не так сильно, как ненавижу сейчас. Я живу в одном доме с его призраком – и это злобный, темный, смертоносный призрак. Тьер, ты умный, и герцог к тебе благоволит. Помоги мне, пожалуйста!
Тьер сжал зубы и с болью подумал: возможно, этот «злобный, темный, смертоносный призрак» – тень вины самого Алена. Ему отчаянно хотелось узнать, куда ездил его кузен, когда рассказал эту историю насчет покупки ястребов в Сен-Мало.
Но этот вопрос он задать не решился. Это было невозможно сделать, когда Ален так ждал от него какой-нибудь надежды, помощи.
– Ну так слушай, – проговорил Тьер после долгого молчания. – У герцога Хоэла есть дома по всей Бретани. Он может дать тебе один из них за чисто условную арендную плату, ради Элин, принимая во внимание ее состояние и положение дел в поместье. Если хочешь, я могу его об этом попросить. Но ты должен будешь признаться, что у тебя не получается управлять Таленсаком, и сделать что-то, чтобы привести свои земли в порядок. Если ты знаешь, что твой подданный – вор, то выгони его и найди кого-то еще.
– Не могу! – простонал Ален. – Я же сказал тебе: здесь все меня ненавидят! Я не могу доверить управление Таленсаком никому из местных жителей!
– Тогда попроси, чтобы герцог нашел тебе какого-нибудь надежного человека.
– Не могу. Он предложил мне это в прошлом марте, когда был в Треффенделе. Он посоветовал найти кого-нибудь, для кого бретонский язык – родной. А я сказал, что лучше оставлю Жильбера.
Тьер изумленно воззрился на Алена.
– Иисус, Мария и Иосиф! – воскликнул он. – Ты сам во всем виноват! Ты получил совершенно приличное поместье, твой сеньор дал тебе совет о том, как им управлять, а ты благополучно игнорировал его слова и все вокруг себя развалил! Ален, чего ты хочешь? Остаться здесь и чувствовать всеобщую ненависть или поставить надежного управляющего и уехать жить в удобный дом в Нанте или Ванне, пока тут все немного успокоится?
На этот раз Ален не пытался оправдываться. – Я хочу уехать, – сказал он просто. – Ради Элин и ребенка я должен это сделать.
– Тогда тебе надо явиться к герцогу и попросить о помощи. Послушай, он не сделает ничего страшного, просто скажет: «Я же тебе говорил!» А если я заранее о тебе поговорю, то и это будет сказано не очень громко. Вот как тебе надо поступить: приезжай в Треффендел и присоединись к охоте на оленя. Тогда ты сможешь найти удобный момент, чтобы с ним поговорить. Я приглашаю тебя от имени герцога. Элин тоже может приехать. Там будут герцогиня и ее дамы, так что ей вполне уместно приехать с тобой. А когда они ее увидят, то захотят ей помочь. Хоэл не забыл, как Тиарнан ее обожал. Он захочет помочь ей ради своего любимца.
Он заметил, как Ален содрогнулся при упоминании имени своего соперника, и вдруг отчаянно захотел, чтобы уже наступило утро и ему можно было уехать. Таленсак призрака не имел, а вот у Алена он был, и этот призрак будет преследовать своего убийцу.
Когда через два дня герцог со своими сопровождающими прибыл в Треффендел, Мари оказалась с ними. Видее верхом на зловредной кобыле был для Тьера подобен дождю, упавшему на иссохшую землю. Он дождался, пока Мари вышла на двор, и сумел незаметно перехватить ее на обратном пути. Молча он вручил ей письмо, полученное от помощника дяди из Сен-Мало. Она взяла его, прочла – и надолго застыла на месте, глядя на него. А потом она вздохнула, перекрестилась и вернула письмо.
– Ален лгал, когда говорил, что едет в Сен-Мало, – прямо заявил Тьер. – Мы идем к герцогу?
– Тебе не нужно было задавать мне этот вопрос, – ответила Мари. – Ты и так уже знаешь ответ. Но давай сделаем это тихо.
Тьер невесело кивнул. Судить своих вассалов надлежало герцогу. Если он услышит об их сомнениях без свидетелей, то сможет выяснить, нет ли каких-то невинных объяснений поступков Алена и Элин, не вынося этого на придворный суд и не позоря их. Тьер все еще надеялся, что Ален сможет дать объяснения, хоть у него и не было на то оснований.
– Мне очень жаль, Тьер, – мягко сказала Мари. – Мне не следовало тебя впутывать: он твой кузен.
– Ты меня не впутывала, – возразил Тьер. – Я догадался, что ты делаешь, и впутался сам. Но в этом следует участвовать и кому-то из родственников Алена. Просто чтобы помочь ему.
Это была правда, но Мари все равно расстраивалась. Она понимала, как Тьер переживает за своего кузена. И потом, убийство (если оно совершилось) было вызвано только похотью и жадностью. А Мари уже знала, что тут кроется еще что-то: в основе случившегося лежала тайна, настолько пугающая, что заставила Элин отвернуться от мужа и, возможно, заставила ее возлюбленного ради нее прибегнуть к насилию. Отчасти из желания утешить Тьера, а отчасти из стремления к полной правдивости, Мари решила рассказать ему все, что ей было известно.