Третий по счету рапорт достиг цели: капитан Ломакин получил назначение в полк сына.
По дороге на северо-запад страны ему пришлось пережить тяжелое искушение. Поезд проезжал по тем местам, где проходил полк его сына; за окном бежали сосны и ели, которые кланялись Юрию; где-то совсем недалеко отсюда, за озером Селигер, была дорогая могила. Но Ломакин был офицером, в его планшете лежало предписание явиться такого-то числа туда-то. Задерживаться в пути не приходилось.
3Ответственный секретарь редакции, которому я коротко рассказал историю нашего ночного посетителя, накинулся на меня: как я, газетчик, мог отпустить капитана из расположения части, не заставив его написать хоть несколько строк для газеты.
— Завтра мы как раз даем полосу о воинском долге, ваш капитан Ломакин — именно то, что нам нужно! Сейчас же берите машину и мчитесь в отдел кадров фронта, — может быть, вы еще застанете его там! — приказал он. — А нет — поедете вдогонку. Мне нужно письмо за его подписью. И портрет Ломакина.
— Портрет уже готов, — сказал я, вспомнив о зарисовке Глебова. — Федя сделал.
— Хорошо, на первый случай ограничимся подтекстовкой к рисунку, — секретарь повеселел. — А не махнуть ли вам вместе с капитаном в часть его сына? На фронте затишье, интересных событий в ближайшее время не предвидится, а там, может быть, встретите что-нибудь интересное для газеты... — Сняв трубку, он тут же договорился по телефону с редактором о моей командировке.
Капитана Ломакина я разыскал в отделе кадров фронта и не без труда упросил написать несколько слов привета молодым фронтовикам.
В конце следующего дня мы с Ломакиным добрались до нужной дивизии, занимавшей оборону на правом фланге фронта. Едва мы вошли в штабную землянку, молоденький писарь, уставившись на капитана, громким шепотом сообщил кому-то за перегородкой из плащ-палатки:
— Капитан Ломакин приехал... Который на место сына...
Анатолий Степанович заметил повышенный интерес к своей особе, но не сразу сообразил, в чем дело. Я-то понял: газета, доставлявшаяся на дальние участки фронта самолетом, обогнала нас. Попросив свежий номерок газеты у писарей, я не без торжества показал его капитану.
Увидев свой портрет, под которым была расширенная подпись, Ломакин густо покраснел, а когда мы вышли, сказал:
— Ну зачем это все? Я ж вам не для того рассказывал... Эх!
По дороге в полк, куда мы ехали в сопровождении связного верхом на лошадях, он все журил меня:
— Зря, зря весь этот шум вокруг меня, ей-богу! Право, совестно... И потом, голубчик, у вас там фактическая неточность. Орден Владимира не «с крестами и бантами», как пишете вы, а «с мечами и бантом»...
Дорога шла вдоль берега незамерзшей Ловати. По черной воде с шорохом двигалась ледяная шуга. Серые тучи низко стелились над землей, предвещая перемену погоды. Глухо бухали пушки.
Штаб полка помещался в отбитых немецких блиндажах, вырытых в стене откоса высокого правого берега. Пока Ломакин ходил представляться командиру полка, предупрежденному по телефону о нашем приезде, я разыскал землянку парторга.
Парторг полка майор Воронин, моложавый, черноволосый, с двумя боевыми орденами на гимнастерке, сидел на нарах, держась за щеку: у него отчаянно болел зуб.
Я рассказал майору о цели своего приезда.
— Надо в «Боевой путь полка» заглянуть... О-ох, до чего ж ноет! — Он сплюнул на пол, застланный сосновыми ветками. — Чехов сказал: ко всему может человек привыкнуть, кроме зубной боли.
Парторг снял с полки альбом в кожаном переплете. Здесь были схемы боев, фамилии и портреты героев полка. Имени Ломакина мы не нашли.
— Тяжелые бои были в ноябре сорок первого, сам понимаешь, какие потери мы несли, — сказал майор, словно извиняясь. — Постой-ка, постой... Он ведь комсомолец третьей роты был, этот Ломакин! — Парторг взял другую книгу, в красном сатиновом переплете. — Я тогда сам комсоргом был... Вот они — орелики мои: Бабашев, Гречкин, Куров, Литвинов, Ло... Тут неясно написано: не то «Ломакин», не то «Лопатин». — Он поднес книгу к лампе. — Скорее всего, «Ломакин». Сейчас мы подправим немножко, чтобы никаких сомнений не было. — Парторг вечной ручкой исправил неясно написанную букву.
Перелистал он также страницы своей весьма потрепанной записной книжки, и тут его поиски увенчались успехом. На одной из страниц майор нашел полустертую карандашную запись: «Ст-не Ломакину Ю. — довести ноябр. приказ до всех коме. роты». Рядом стояла галочка — выполнено.