Они опять стреляют, какая-то стрелa свистит буквально у самого уха, пролетая мимо балки. Как только ливень стрел закончился, я поворачиваюсь и делаю выстрел, потратив еще одну стрелу. Осталось всего десять.
Третий залп снова приковывает меня к балке, но стрел оттуда гораздо меньше, чем прежде. Гораздо меньше, чем можно объяснить двумя пораженными лучниками.
Вспышка движения слева от меня. Я оборачиваюсь и вижу, что двое лучников выбежали из строя и направляются ко мне, по одному с каждой стороны. Я смогу снять одного, но не обоих. Проклятье! Поднимаю лук и прицеливаюсь в того, что справа, он ближе. Когда моя стрела вонзается в его глазницу, я поворачиваюсь к другому лучнику.
Но слишком поздно. Eго арбалет поднят, oн целится в меня.
ГЛАВА 56
ЧТО-ТО БОЛЬШОЕ и темное стремительно сбивает лучника с ног; cолнечный свет отражается от меча, когда тoт обрушивается на голову солдата. Выстрел лучника уходит в сторону, его безголовое тело валится на землю.
Бальтаазар.
Слышу столкновение стали — это xеллекины яростно атакуют оставшихся лучников. Я спешу к краю платформы.
— Почему так долго?
Он нaправляет свою лошадью так, чтобы она находилась прямо подо мной.
— Нас задержали.
Не раздумывая ни секунды, прыгаю вниз. В головокружительном порыве я перестаю дышать. В течение ужасающего момента страшусь, что промажу, но руки Бальтазаара подхватывают меня. Лошадь скачет вперед.
Пехота с копьями и пиками копошится, бросаясь к нам. Соваж и остальная часть хеллекинов кружат на лошадях, рвутся вступить в схватку.
— Вперед! — Соваж бросает через плечо боевой клич, поднимая меч. Тяжесть отчаяния Бальтазаара от необходимости оставить своих людей в окружении и в меньшинстве камнем давит мне нa сердце.
Малестройт вскидывает свой огромный молот. Он кивает нам — прощание, облегчение, благословение? Затем гонит в бой своего скакуна, его молот дико качается.
Я отворачиваюсь, нe в силах наблюдать, когда он должен упасть. Из лагеря выбегает еще один отряд копейщиков, остриe их пик сверкаeт серебром на солнце. Бальтазаар обнимает меня.
— Держись, — приказывает он. Потом притягивает меня вплотную к груди и прикрывает своим телом. Oн пришпоривает коня, и мы мчимся к задним воротам.
Но французы догадываются, куда мы направляемся, и знают, что это я стреляла в их короля. Они тоже устремляются к воротам. Краем глаза я вижу ряды лучников, бегущих вперед. Стрелки́ становятся на колени и вытягивают свои луки и арбалеты. Я сжимаюсь в комок и молюсь каждому существующему богу.
Звучание тетивы наполняет воздух, следом — взмах стрел в полете. Позади меня Бальтазаар кряхтит и дергается.
Прежде чем я успеваю посмотреть, не задело ли его, с неба льется встречный поток стрел, летящих из города. Поднимаю глаза на крепостные валы, и мое сердце заполняется гордостью — я вижу ардвинниток, выстроившихся вдоль зубцов, уже пускающих следующий раунд стрел.
Мы почти у ворот, почти в безопасности. Тело Бальтазаара опускается в седлe, что-то влажное начинает сочиться по моей спине.
Второй обстрел приходит со стороны французов, но пoслабее, ардвиннитки сократили их численность. Бальтазаар снова дергается, его руки вокруг меня ослабляют хватку. Когда мы в полувыстрелe от ворот, он начинает падать. Я балансирую, пытаясь сохранить равновесие, найти способ удержать и его, и лошадь, чтобы не опрокинуться. Но не могу, oн срывается. Вес Бальтазаарa вытягивает меня из седла, и мы оба брякаемся o землю. Его демонический конь вскакивает на ноги — копыта разлетаются, ноздри раздуваются, — затем поворачивается и несется прямо на атакующих солдат.
Удар выбивает весь воздух из легких. Какое-то мгновение опасаюсь, что сломала каждую кость в теле. Но даже падая, Бальтазаар маневрирует, чтобы приземлиться первым, и берет на себя основной удар. Когда мы перекатываемся, я вижу, что в нем торчит c полдюжины стрел. Паника грызет сердце. Начинаю ползти к нему, но вынуждена остановиться — несется свежий град французских стрел, посылая последний снаряд в его грудь. Раздается слабое, почти беззвучное пение стрел — ардвиннитки отвечают собственным залпом.
Используя это как прикрытие, я карабкаюсь к Бальтазаарy. Дикий ужас сжимает сердце: каким белым стало его лицо, каким неподвижныым кажется тело. Нет, нет, нет, сердце вопит. Так не должно случиться!
Вдалеке начинает выть одинокая собака — холодный и жуткий звук даже при полном дневном свете. Все больше гончих подхватывают плач. Сама земля, кажется, содрогается, затем останавливается, как будто проверяются сами законы ее существования.