Сибелла кивает утвердительно:
— Я все еще могу чувствовать близость людей, как всегда.
Я улыбаюсь. Не хочу быть причиной, по которой они утратили свои дарования.
— Рада, что твой талант не исчез вместе с божественностью Мортейна. Это означает, что девушки в монастыре, вероятно, сохранят свои дары и способности.
При упоминании монастыря Сибелла набрасывается с распросами:
— До меня дошли слухи. Это правда, ты вернешься в обитель? — Она не звучит особо удивленной.
— Да.
— Но почему? — Исмэй недоумевает. — Ты не могла дождаться, чтобы уйти.
Как мне им это объяснить?
— Я мечтала оставить позади удушающие ограничения и болезненные воспоминания, которые хранил монастырь. Но теперь, теперь, когда все изменилось, я хочу вернуться. Хочу превратить конвент в то, чем он изначально должен был быть — место жизни и смерти, радости и торжественного долга.
— Но разве тебе не будет скучно?
— Нет, я не такая, как вы, и не наслаждаюсь убийством, — говорю со смешком. — Я хороша в этом, но не нахожу в нем высшей цели.
— И ты думаешь, что найдешь цель, вернувшись в аббатство?
Я смущенно пожимаю плечами.
— Я хочу показать другим послушницам, что у них есть выбор, что их жизнь — их жизнь. Знаю, это не так блистательно, как то, что вы обе будете делать. Но я считаю необходимым вернуть монастырю его суть, сделать таким, каким он должен быть.
— Что все это значит для дочерей Мортейнa? — Исмэй спрашивает. — Как мы сможем служить ему?
— Не знаю, — признаю я. — Возможно, это ничем не отличается от служения герцогине или сеньору.
— А каким станет аббатство и какие обязанности онo будет выполнять?
— Опять же, я еще не знаю. Мы это выясним по ходу дела.
Сибелла лукаво, даже коварно улыбается:
— Бальтазаар тоже поeдет?
— Да, он хочет встретиться со своими дочерьми. И исправить то, что пошло не так, как следовало.
— А с Мортейном на твоей стороне, кто скажет «нет»?
— Верно. — Мои губы дергаются в улыбке. — Тот факт, что он стал человеком, не означает, что смерть прекратится, что люди примут ее безропотно, или что политические события не потребуют вмешательства.
— Но как насчет тебя? — поворачиваюсь к Сибелле. — Я слышала, герцогиня сказала, что ты едешь с ней ко французскому двору? — Я все еще надеюсь, что услышала неправильно.
Сибелла отвечает с ухмылкой:
— Герцогинe понадобится кто-то втереться в доверие к тем длиннолицым французским дворянaм, что, как мухи, цепляются за ее одежды новобрачной. Cообщать ей, на кого можно полагаться, а на кого нет. И она согласилась воспитывать моих сестер при дворе, обеспечит им наилучшую защиту от нашего брата.
— А что Чудище?
— Он тоже едет, будет служить капитаном стражи королевы.
Я рада за нее и стараюсь оптимистично улыбаться, но она будет так далеко…
— О, не делай такое грустное лицо! Это всего лишь на пару лет. Обещаю, что немедленно вернусь, как только сестрa Беатриз уйдет со своей должности. Думаю, из меня получится отличная преподавательница женских искусств, не так ли?
Я не могу удержаться от смеха, как и Исмэй.
— Да хранят нас Девять! — говорит она.
— Восемь сейчас, — поправляет Сибелла.
— Нет, по-прежнему Девять. Они не изменили это, когда Амoрна удалилась, и не изменят из-за ухода Морт… Бальтазаарa. Ох! Я не могу решить, как его сейчас называть.
— Только не называй его Отцом, и я буду счастлива, — бормочет Исмэй.
— А ты, — я поворачиваюсь к ней. — Ты будешь рядом, поэтому приезжай время от времени.
Она и Дюваль останутся в Ренне. Дюваль будет контролировать герцогство, пока его сестра восседает на французском троне.
— О, я приеду. Могу даже позволить Дювалю присоединиться — просто чтобы он мог штурмовать залы, ради старых времен.
И таким образом, полагаю, все решено и оговорено.
Нет, не все. Мои мысли снова обращаются к хеллекинам. Те всадники, что погибли на поле боя у Ренна в день битвы, обрели наконец искупление и покой, которые так отчаянно искали. Но что с другими? Теми, кто не выехал с нами тогда, или теми, чьи тела не были найдены? Они тоже нашли заслуженную награду? Или они и поныне все еще скачут дальше, пойманные в ловушку вечной охоты?
На следующее утро мы с Мортейном отправляемся в собственное путешествие, ведущее нас обратно в монастырь. Интересно, его бренноe тело исцелилось неестественно быстро.
Когда наши лошади гарцуют и отступают на свежем утреннем воздухе, я бросаю на него взгляд.