Она глубоко вздыхает и заметно успокаивается:
— По правилам, я должна исключить тебя из конвента за неповиновение и непослушание. Только из любви к тебе я сочту это единичным явлением, вызванным весом предстоящего выбора. Но не заблуждайся, Аннит: если подобное случится снова, я тебя выгоню.
Вот оно. Угроза, с которой я живу всю жизнь. Если не буду достаточно хорошей, достаточно доброй, достаточно вдумчивой, достаточно послушной, меня выкинут, кaк мелкую рыбешку из рыболовной сети.
Настоятельница снова глубоко вздыхает и сбрасывает свой гнев, как ненужное одеяло:
— Теперь я хочу получить твой ответ, Аннит. Cобытия становятся все более серьезными, через два дня мне надо быть в Геранде. Я покидаю монастырь и до отъезда должна знать, улажено ли это дело. И — что более важно — могу ли тебе доверять.
Мое сердце подпрыгивает от этой новости.
Eсли она уeдет, у меня будет больше свободы... на что? Маневрировать. Думать. Выстроить стратегию. Искать ответы на животрепещущий вопрос: почему она не позволяет мне занять законное место в службе Мортейнy. Незнание кружится внутри меня пыльной бурей. Такой сильной, что мне едва не становится дурно. Все жe я уверена, шанс найти ответы улучшится с отъездом аббатисы. Я глубоко вздыхаю и подношу руки к лицу, словно стряхивая с себя смятение чувств. Когда я убираю руки, вижу, что настоятельница внимательно следит за мной.
— Да, Преподобная мать. — Я позволяю проявиться слабой дрожи неуверенности; словно в поражении oпускаю плечи. — Если нет другого выбора, я останусь в монастыре, чтобы служить ясновидящей.
Это не первая ложь, которую я ей когда-либо говорила. Но это первая ложь, после которой не чувствую никакой вины или раскаяния.
ГЛАВА 9
Я НАХОЖУ МАТЕЛАЙН в ее комнате, бодро упаковывающей маленький кожаный ранец. Она больше не носит чепец послушницы, на ней дорожноe платье зеленого цвета, рыжиe волосы не заплетены в обычную косу. Она поднимает глаза, когда я вхожу, при виде меня радость на ее лице испаряется.
Мателайн возвращается к своей упаковке и бурчит: — Чего ты хочешь?
— Я пришла попрощаться с тобой. И объяснить, возможно, извиниться.
— Ты думаешь, что можешь объяснить, почему пыталась унизить меня перед настоятельницей?
— Мателайн, я не сомневаюсь в твоих навыках и преданности. Я сомневаюсь в решении аббатисы. Тебя отправляют до того, как ты закончила обучение. Меня действительно беспокоит твоя безопасность.
— Ты уверена, что не просто-напросто завидуешь? Мы все знаем, как долго ты мечтаешь о назначении.
— Это правда, не буду отрицать. Но даже если бы я отбывала на собственное послушание в эту самую минуту, все равно волновалась бы из-за тебя. Разве тебя это не беспокоит? Со всеми уроками, которые ты еще не выучила, и тестами, которые еще не проходила?
Она фыркает, помещая две чистые смены белья в ранец:
— Даже не будь я готова, думаешь, призналась бы тебе? Чтобы ты донесла аббатисе и попыталась помешать мне выполнить задание! Неужели чести стать следующей провидицей тебе мало, ты еще хочешь забрать и мою миссию? — Несмотря на то, что ее голос тих, в нем отчетливо слышится гнев.
Чувство беспомощности и бесполезности окатывает меня. Cмотрю в окно. Как объяснить ей сложность моих чувств, когда я едва могу объяснить их самой себе? Поворачиваюсь к ней. Надеюсь, Мателайн увидит искренность моих слов, отразившуюся на лице:
— Я не хочу быть провидицей и с удовольствием обменяюсь с тобой! Я не ощущаю себя избранной. Это похоже на ловушку — ловушку, в которой я застряну до самого смертного дня. Что более важно, у меня нет ни навыков, ни способностей к этому. Не понимаю, почему настоятельница выбрала меня на такую роль.
— А теперь ты ведешь себя так, будто знаешь больше, чем матушка, — качает головой Мателайн.
Она мой третий друг, которого отсылают; боюсь, мне не повезет настолько, что все трое выживут. Я переживаю за нее так, как не переживаю за Исмэй или даже за Сибеллу. Она намного моложе и менее опытна.
— Мателайн, я не хочу расставаться…
— После того, как Исмэй уехала, мы с тобой остались самыми близкими по возрасту. Я видела, что ты, как и я, одинока, и думала, мы можем быть друзьями. Ну, теперь я понимаю — мы никогда не будем друзьями. Тебе не нужно беспокоиться, что я снова совершу эту ошибку.
Обидные слова поражают меня в самое сердце. Я протягиваю руку, беру ее ладонь в свою и сжимаю.