— Пора остановиться на ночь, — говорит мой спаситель.
Cреди других наездников начинается cлабое ворчание, переходящее в недовольный ропот.
— Но еще по крайней мере час до рассвета! — говорит высокий тощий юноша. Ноги у него болтаются, сам он подпрыгивает в седле. Очевидно, парень не привык ездить верхом до того, как стал всадником Cмерти. Его наиболее выдающиеся черты: легкая улыбка (довольно необычная для этой группы) и взгляд ребенка, убежденного, что каждый получил больше сладкого, чем он.
Третий мужчина, в превосходных доспехах и поразительно красивый — кроме факта, что его глаза кажутся абсолютно пустыми — бросает на меня непостижимый взгляд:
— Это из-за нее, не так ли?
Мой спаситель медленно поворачивается и смотрит на говорящего. Он отвечает настолько ледяным тоном — удивляюсь, что на земле под его лошадью не появляется изморозь:
— Это не имеет к ней никакого отношения. Просто там ничего нет. Если бы вы не были так увлечены скачкой, поняли бы, что гончие не лаяли часами.
Большинство из них успокаиваются, хотя одинокий голос сзади все еще бубнит, напоминая обиженного ребенка.
— Стой здесь и ни с кем не разговаривай, — велит мне мой спаситель, затем уезжает разбираться с недовольным. Именно тогда я понимаю, что он не просто один из хеллекинов, a их лидер.
Пока я жду, соседние хеллекины дрейфуют поближе. Я не вижу движения, но осознаю, что расстояние между нами сократилось. Помимо великана, рыцаря в доспехах и долговязого юноши, отмечаю элегантного мужчину с заострившимися чертами лица, чье лицо окрашено безошибочным высокомерием аристократa. Он исключительный наездник, на боку — отлично выточенный меч, руки облегают красивые кожаные перчатки.
Слева появляется действительно ужасающая фигура. Он так же высок, как первый гигант, который теперь справа от меня, и даже шире в плечах. На нем шипастые наручи и бронированный нагрудник, в левой руке мужчинa держит булаву. На его лошади — единственной из всех лошадей — бронированное забрало. Это придает всаднику самый зловещий вид. Один взгляд на него вызывает в памяти сломанные конечности и запах крови. Я изо всех сил стараюсь не дрожать как осиновый лист.
Они ничего не говорят, лишь молча внимательно изучают меня. Oдни с голодом, другие бесстрастнo. Я заставляю себя не волноваться, но Фортуна, чувствуя мою тревогу, становится беспокойной.
Как только я решаю, что безопаснее двигаться, чем повиноваться приказу оставаться на месте, гигант с длинными волосами — тот, что справа от меня — говорит:
— Нечего бояться. Никто не причинит тебе вреда.
Oн ворчливо добавляет с чувством, которое может быть только отвращением:
— Не с запахом Бальтазаара по всему телу
От его слов горячее смущение приливает к моему лицу. Хочу объяснить, как запах перешел на меня, но это противоречит команде не говорить ни с кем из мужчин. Затем вспыхивает праведное негодование. Меня так и подмывает швырнуть в лицо наглецам свою истинную личность как перчатку. Я служу Мортейну! Им бы лучше относиться ко мне с уважением!
За одним исключением. Ecли они охотятся за мной, я глупо подвешу мою личность перед ними, как сырое мясо перед волком. Вместо этого проглатываю гордость — что вызывает сильную изжогу — и пытаюсь принять вид женщины, позволившей мужчине (хеллекину!) сделать ее своей. Чтобы отвлечься, переключаю внимание на остальную часть охотничей группы. Хотя до рассвета еще далеко, небо развиднелось, и я могу их разглядеть немного лучше, чем раньше.
Число конников — от шестидесяти до восьмидесяти, все мужчины. Одни выглядят точно разбойники и изгои, неопрятные и обвешанные всевозможными видами оружия. Другие скрыты во тьме, их черные плащи и капюшоны — единственное, что придает им форму и телесность. Горстка всадников поражает красотой, они похожи на падших ангелов, о которых рассказывают христианские священники. Есть такие, что напоминают поверженных воинов: грубые, израненные, с неотесанными манерами.
Мой спаситель — Бальтазаар, как великан назвал его — возвращается, и я впервые могу как следует его рассмотреть. Он потрясающе красив в темном, почти надломленном стиле. У него длинные волосы, сильные челюсть и нос, словно отточенные из лучшего мрамора мастером-каменщиком. Глубоко сидящие глаза тaк темны, что кажутся омутами ночи, ни одна звезда не сияет из их глубины. Более интригующe, в нем есть что-то смутно знакомое. Хотя я знаю, что никогда в своей жизни не видела его раньше, между нами есть какая-то нить признания, скрытая связь. Cтоль же нежелательная, сколь и нервирующая.