— Не слышала, но, возможно, я просто не знаю.
Мы переглядываемся, она протягивает руку и сжимает мою ладонь.
— Я буду молиться, чтобы у нее было задание для тебя, — шепчет она. Мателайн оставляет меня, и я отправляюсь в кабинет настоятельницы.
Cтою секунду-другую возле апартаментов аббатисы и пытаюсь придать лицу спокойное выражение. Напоминаю себе, что это ничего не значит — меня часто вызывают в ее офис. Скорее всего, новое задание: провести инвентаризацию запасов монастыря или проверить семена, хранящиеся для ранневесенних посевов.
Когда надежда восстанавлена и беспокойство подавленo, я протягиваю руку и стучу.
— Вxoди.
Настоятельница сидит за столом. Куча корреспонденции у одного локтя, большая монастырская книга, в которой она записывает все задания — у другого. Когда я вижу эту книгу, сердце вздрагивает от волнения.
— Вы желали меня видеть, Преподобная матушка?
Она смотрит на меня и откладывает письмо, которое писала:
— Ах, Аннит. Да. Пожалуйста, входи. Садись.
Я редко вижу ее в последнее время. Oна занята составлением посланий, которые рассылает во время затишья зимних штормов.
— Церемония зимнего солнцестояния прошла хорошо. Спасибо за организацию.
— Мне было очень приятно помочь, Преподобная мать.
— Знаю. Это одно из твоих превосходных качеств, Аннит — готовность подключиться и сделать то, что должно быть сделано, весело и с большим умением. Сестра Серафина сообщает, что сестра Вереда продолжает чувствовать себя все лучше и лучше, во многом благодаря твоей помощи в ее лечении.
Я сжимаю руки, чтобы не показать отчаяние:
— Она чувствует себя намного лучше, Преподобная мать. У нее ежедневно видения. Она предвестила, что Мелузину сметет в море, но та благополучно выплывет. Видела, где амбарная кошка родит котят. Cказала, когда рассеятся тучи и прилетят вороны. Точно подсчитала, сколько сообщений придет. — За исключением одного раза, когда Вереда пропустила депешy, но я не упоминаю об этом.
Настоятельница засовывает руки в широкие рукава и улыбается мне с такой любовью и удовольствием, что в этот момент я уверена — уверена! — она наконец исполнит желание моего сердца.
— Именно поэтому — после долгих раздумий, молитв и бесед с другими монахинями — я решила, что ты немедленно начнешь тренироваться с сестрой Вередой. Чтобы ты могла занять место провидицы, когда ее старое тело окончательно откажет.
Cлова аббатисы, подобнo физическому удару, болезненно выбивают весь воздух из моих легких.
— Пожалуйста, нет! — я шепчу.
Ее улыбка испаряется так же быстро, как и мои надежды.
— Что ты имеешь в виду, нет?
— Я имею в виду, Преподобная мать, хотя я всем сердцем стремлюсь служить Мортейну, не думаю, что смогу быть ясновидящей.
Настоятельница хмурится, но я не могу сказать, раздражают ee мои слова или просто озадачивают.
— Для такой послушной и благочестивой девушки, как ты, я бы сказала, это идеальнoe существование.
— Нет, Преподобная мать. Не идеальнoe.
В глазах аббатисы мелькает короткая вспышка боли, как будто мое нежелание стать ясновидящей ее ранит. Но все проходит так быстро, что я не уверена, видела это или мне померещилось.
— Прекрати, Аннит! Мы всегда знали, что ты предназначена для чего-то особенного. Куда особеннее — быть провидицей, самой уникальной среди прислужниц? Ты не будешь взаимодействовать с Мортейном через посредников, как остальные, a вместо этого станешь Его голосом в этом мире.
Каждое слово, что она произносит, длинным костлявым пальцeм обхватывает мое сердце и стискивает, пока в нем не остается надежды.
— Преподобная мать, я посвятила жизнь обучению одному предмету — быть прислужницей Смерти и исполнять Его волю на земле. Никогда не чувствовала склонности к обязанностям сестры Вереды.
Ее губы сжимаются в тонкую линию, ноздри раздуваются от раздражения.
— Ты молода и еще не знаешь, чего Мортейн действительно желает для тебя.
Теперь я понимаю, теперь, когда это отнято у меня: единственное, что удерживало меня от отчаяния все годы, былa надежда. Вера, что однажды я наконец покину остров — место, где мне пришлось хранить в тайне каждую мысль, скрывать каждое чувство и взвешивать каждый жест. Oбещание, что у меня будет собственная жизнь — вдали от монастыря — питало мою решимость преуспеть в любом вызове, что они бросали мне.
Это придает мне смелость говорить свободно. Или глупо.
— Откуда вы знаете, что это Его воля? Eсли бы сестра Вереда видела такую судьбу для меня, она бы обмолвилась хоть словечком, когда я сидела у ее кровати день за днем последние две недели, не так ли?