— Садитесь, — снова пригласил мужчина.
Алексей сел.
— Ешь, закусывай, соколик. — Тетя Катя придвинула к нему тарелку с вареной картошкой.
— Спасибо… Недавно ел.
Тетя Катя засмеялась.
— Недавно… Сейчас уже к ночи…
Алексей молча принялся есть.
Лысый взял с тарелки кусок хлеба, аккуратно положил на него тонкий ломтик сала, откусил и начал не торопясь жевать.
Так они молча сидели друг против друга и ели. Алексей смотрел на руки мужчины. Они были в царапинах, ссадинах, темные — видно, металлическая пыль давно въелась в кожу.
«Заводской или железнодорожник», — подумал Алексей.
Когда поели, мужчина вынул из кармана светлый портсигар, и Алексей увидел на крышке барельеф Пушкина с потертыми до желтизны баками. Желтые баки будто омолодили лицо поэта. Мужчина щелкнул портсигаром, предложил Алексею тоненькую папироску.
Закурили. Незнакомец повертел портсигар в руках и вдруг посмотрел прямо в глаза Алексею
— Пушкин… Любите стихи, товарищ лейтенант?
Алексей вздрогнул от неожиданности и удивленно взглянул на мужчину.
— Две дырочки там, где были петлицы. Для майора вы молоды…
— А может, я…
— Сержант? А сапоги комсоставские! Не положено… Давно в наших краях?
— Нет. Недавно.
— Величать-то вас как?
— Черков, Алексей Степанович.
— И какой же вы части, Алексей Степанович?
— Пехотной…
— А номера не помните? — усмехнулся мужчина и снова забарабанил пальцами по столу.
Алексей промолчал.
— Та-а-ак… — протянул мужчина. — И куда же путь держите?
— Думаю свою часть отыскать.
— Нелегкое дело.
— Мне бы до фронта только добраться.
— Не понимаю, зачем вам фронт!
Алексей гневно взглянул на собеседника и ударил кулаком по столу:
— Земля горит, а вы спрашиваете!
— Сломаешь стол, тетя Катя скажет тебе спасибо, — засмеялся мужчина, вдруг переходя на «ты».
Алексей смутился.
Помолчали. Мужчина все так же пристально смотрел на Алексея. Потом сказал, вкладывая в слова особый смысл:
— А ведь бить врага можно и здесь.
— В каком смысле?
— В прямом. Пока ты к фронту проберешься, да и проберешься ли!.. А здесь вот они, фашисты, тепленькие, рядом.
— Понимаю… — Алексей даже привстал. — А как же моя часть?.. Ведь получится, будто я — дезертир.
Мужчина улыбнулся одними уголками губ. Но тотчас лицо его стало серьезным. Он положил руку на локоть Алексея.
— Ты партийный?
— Комсомолец.
— Ну, вот… Никакого дезертирства тебе не припишут. Ты и здесь, в тылу, такой же командир Красной Армии, как и на фронте. И нужен здесь не меньше, чем там. Так партия считает на сегодняшний день.
— Партия?
— Партия.
— Так вы, значит…
— Не обо мне речь, — снова улыбнулся мужчина. — Давай, решай, Алексей Степанович!
Алексей завертел ложку в руках. Потом положил ее на стол и поднялся. Посмотрел в глаза собеседнику.
— Раз такое дело, я останусь с вами.
— Вот и добре. Давай знакомиться. Мартын.
…Сквозь дрему Коля услышал шорох. Кто-то тихонько, как мышь, скреб по оконному стеклу. Коля бесшумно спустил ноги с постели — только бы не проснулась мать! Взял в руки пиджак, ботинки и на носках пошел к двери. Скрипнули половицы. Коля замер. Прислушался. Все спят. Медленно открыл дверь и пошел через сени, вытянув руки вперед, чтобы случайно не опрокинуть чего. Поднял засов, выскользнул на улицу.
— Володька, ты?
— Я.
— Тише.
— Я скребу, скребу, а ты не откликаешься.
— Скребу, скребу, — передразнил Коля. — Ты бы еще стучаться надумал!.. Чуть мать не разбудил.
Бесшумно двинулись по тропе в сторону леса.
В безоблачном небе, как заговорщики, перемигивались звезды. Голубая, немного ущербленная луна висела над лесом.
— Ишь, сияет! — недовольно сказал Володька.
— Пускай…
— А увидят?
— Кто?
— Фрицы.
— Они на ночь прячутся. Боятся.
Некоторое время шли молча, напряженно поглядывая по сторонам. Потом Володька сказал:
— А все-таки без луны лучше.
Коля согласился.
Володька приходился Коле двоюродным братом и жил в соседней деревне Серадово. Был он старше на два года и выше на добрых полголовы.
— А они когда придут? — вдруг спросил Володька.
— Кто?
— Да эти… Которые к вам приходили.
— Не знаю, — Коля перешел на шепот. — Они людей собирают в отряд. Гитлеров бить. Так и сказали: «Истребить всех до одного!»