Двое суток назад Петрусь ушел из Ивацевичей с твердым намерением не возвращаться больше в это село, пока в нем хозяйничают немцы. Но случилось то, чего он никак не ожидал… Товарищ Мартын не только не разрешил ему покинуть Ивацевичи, но строго-настрого приказал вернуться назад и играть немцам до тех пор, пока это будет необходимо партизанскому командованию.
— Вам придется расстаться с госпиталем, Отто.
У Отто дрогнули губы.
Вайнер подавил усмешку.
— На небольшой срок. Вы мне нужны в другом месте. — Он ладонью похлопал по лежащей на столе карте. — Смотрите, Отто! Вы поедете по узкоколейке вот сюда, в Святую Волю. Там расквартирован отряд Губерга. Вы будете в распоряжении обер-лейтенанта. Присматривайтесь к солдатам, Отто. И к самому Губергу. И к его офицерам. Помните: вы — мои глаза и уши. Понимаете, Отто?
Отто кивнул.
— Рассеивайте страх перед партизанами. Партизаны — кучка необученных, плохо вооруженных мужиков. К тому же, по достоверенным данным, у них повальное пьянство. Мы возьмем их голыми руками.
Отто возвращался в госпиталь медленно, грыз сорванную у забора сухую травинку.
Там, в домике за колючей проволокой, у него дрогнули губы. Вайнер, видимо, подумал, что от страха. Дурак! Идти в прорыв не страшнее, чем служить здесь, в этом маленьком городке, где не только люди, — слепые окна домов смотрят на тебя с ненавистью.
Сколько ему говорили о России — и в школе, и в университете! Говорили, что Россия — огромная, богатая, но дикая страна. Что великая историческая миссия немцев — освободить мир от коммунистов и навести порядок не только в России, но и на всей земле.
И Отто кричал «ура» и с умилением смотрел на марширующие батальоны, и восторженно слушал фюрера.
И вот он сам — солдат. Он «выполняет свою историческую миссию». Он — в России. Она действительно огромна и богата. И солдатские сапоги топчут ее возделанные поля. И реки России солоны от слез и красны от крови.
И в этом его, Отто, «великая историческая миссия»? А ведь он изучал в университете международное право!
Его попросту обманули. Но в этом нельзя признаться даже самому себе. За такие мысли…
Вайнер заставляет его следить за другими, а кто-нибудь следит за ним, Отто, и кто-то, в свою очередь, за Вайнером. Всё — армия, нацистская партия, государство, — всё построено на недоверии, шпионаже, смерти.
На следующий день утром Отто пришел на станцию, как было приказано.
Было еще темно. Возле штабелей бревен и досок стояли два поезда. Маленькие паровозы-кукушки с прицепленными к ним такими же маленькими платформами казались игрушечными, и узкая, тускло поблескивающая в свете фонаря колея рельс тоже казалась игрушечной.
Возле первого поезда стояли военный комендант и несколько автоматчиков. Отто подошел к ним. Предъявил удостоверение.
— Садитесь на любую платформу, — кивнул комендант.
Отто козырнул и забрался на платформу, где лежали несколько мешков и какие-то ящики.
Пришли машинисты в сопровождении автоматчиков. Первый паровоз тоненько, по-детски свистнул, и поезда тронулись один за другим.
Отто знобило от утреннего ветерка. Автомат оттягивал плечо. Он снял его и положил между мешками, чтобы не свалился. Туда же сунул и каску. Потом снял шинель. Завернулся в нее и прилег, положил ладонь под щеку.
Мерно постукивали колеса, вздрагивала платформа. Отто пригрелся и уснул.
Снился ему дом. Ярко горели в печке сухие дрова. Приятно дышали жаром в лицо. Потом дрова начали трещать, будто в печку кто-то бросил патроны.
— Отто, помешай дрова в печке, — сказала мать.
Но Отто не хотелось двигаться. Пусть трещат.
Потом кто-то потряс его за плечо. Отто сел и открыл глаза.
Над лесом разлилась тонкая полоска зари. Возле платформы двигались какие-то люди. Рядом сидел на корточках незнакомый парень в старом сером пиджаке и порыжевших высоких сапогах. Из-под кепки выбивалась рыжая прядь. В руках у парня был пистолет.
— А ну, вставай, вставай, фриц!
Отто понял и поднялся. Шинель упала с плеч. Ноги ослабели. Все тело било ознобом. Он озирался беспомощно, ничего не понимая.
— Да ты чего, пьяный? — Парень опустил пистолет. — Где твое оружие? Автомат?
Отто моргнул воспаленными глазами.
— От дубина! — выдохнул парень и спросил, медленно подбирая немецкие слова: — Во ист дайнер… это… пиф-паф?
Отто понял.
— Дорт, — показал он на мешки.
Парень нагнулся и вдруг тронул его лоб.
— Да он болен! Зи зинд кранк?