Тарас Иванович Козич был односельчанином Гайшиков. Коля отлично знал его. Целыми днями возился Козич в своем саду. Таких яблок, как у него, не было ни у кого в селе. Мальчишки, проходя мимо, жадно поглядывали на них, но добраться до яблок было не просто. Над крепким забором тянулись три ряда ржавой колючей проволоки, а по саду бегали две лохматые, страшные собаки. Козич специально бил их, чтобы они были злее… Но сам Козич был незлым человеком. Осенью, когда поспевали яблоки, он охотно пускал мальчишек в свой сад. Ешьте на здоровье! Мальчишки за это помогали ему снимать яблоки с отягощенных ветвей, оборачивать их в тонкую бумагу и укладывать в большие корзины, сплетенные из ивовой лозы. Потом Козич отвозил эти корзины на станцию в Ивацевичи, а оттуда в Варшаву.
Все это он называл «коммерческим предприятием». Из Варшавы он возвращался веселый, заходил в избы, рассказывал о жизни в большом городе, охотно угощал мужиков тонкими, пахучими «городскими» сигаретами.
Жену Козича, Елену, толстую добродушную бабу, все в селе называли по мужу, Тарасихой. Женщины недолюбливали ее — она торговала из-под полы самогоном.
Ходили слухи, что Козич в тридцать девятом году потерял в варшавском банке круглый капиталец. Но слухам этим мало кто верил. А сам Козич, когда у него спрашивали, только смеялся. Откуда у него, у крестьянина, может быть капитал? И в списках сельсовета он числился как середняк. Когда организовался колхоз, Козич охотно вступил в него. Ухаживал за молодым яблоневым садом. Осенью свои яблоки свез в Минск. Вернулся все такой же веселый и так же ходил из избы в избу, угощал мужиков сигаретами и рассказывал о Минске.
Тарасиха по-прежнему торговала самогоном. Несколько раз милиция разбивала самогонный аппарат. Козич платил штраф. А через месяц Тарасиха снова отпускала самогон за наличные и в кредит.
Коля с ненавистью глядел на ласково-лисье лицо Козича, мысленно обзывал его «шкурой» и «гитлеровским подлипалой».
Солдаты и полицейские допили самогон.
У немца с нашивками покраснели и заблестели глаза. Он махнул рукой.
— Будем… обыскать…
Полицейские начали шарить по избе. Один залез на печь, и оттуда полетели старые овчинные тулупы, тряпки, пестрое одеяло, подушки.
Другой сбрасывал с полки книги, рвал их и раскидывал по комнате.
Один из солдат залез в погреб в сенях. Вытащил оттуда горшок сметаны. Сметану тут же съели.
На дворе послышался визг свиньи. Нина кормила ее в сарае и не видела непрошеных гостей.
Мать хотела выбежать из избы, но длинный солдат схватил ее за плечо и оттолкнул. Она ударилась головой об угол печи, прижала руки к ушибленному месту и заплакала.
Отец стоял на середине хаты и бессильно сжимал кулаки.
Не помня себя, Коля бросился к солдату, заколотил кулаками по его груди.
— Не трогай маму!..
Солдат на секунду опешил, потом схватил Колю за шиворот и оторвал от пола. Мальчик беспомощно заболтал ногами в воздухе. Немцы и полицейские засмеялись. Солдат вынес барахтающегося Колю в сени и вышвырнул за дверь.
Коля шлепнулся на землю, расцарапав локоть. Но боли не почувствовал.
Один солдат выводил на улицу свинью, таща ее за веревку, привязанную к передней ноге. Свинья визжала и упиралась. Другой ударил ее сапогом по заду. Свинья взвизгнула и, обезумев, помчалась по дороге. Веревка натянулась. Солдат, державший ее, упал в канаву.
Свинья, прихрамывая, потрусила в поле. Солдат выругался, вскочил и схватился за автомат. Сухо простучала короткая очередь. Свинья рухнула на бок, дернула ногами и замерла.
Нина, прижавшись к яблоне, заплакала.
Тот солдат, что ударил свинью, и двое полицейских, обшарив сарай, пошли на огород.
На Колю никто не обращал внимания. Он шмыгнул к сараю и обошел его с другой стороны. Вот сейчас они найдут тайник с оружием.
Солдат и полицейские остановились на огороде возле самого тайника. Солдат поддел носком сапога сухую ботву, прикрывавшую тайник.
Коля спрятался за сараем и замер. Сейчас расстреляют и отца, и мать, и сестру, и его самого.
Коля отчетливо представлял себе, как полицейские и солдат расшвыривают землю и хворост, как они достают оружие.
— Пошли, — сказал кто-то громко.
«Нашли. Конечно…» — подумал Коля и опять выглянул…
Солдат и полицейские уходили с огорода. Тайник был не тронут. Коля вдруг почувствовал необыкновенную слабость. Отер со лба выступивший пот. Хотел заплакать, но сдержался и, с трудом преодолевая неприятную дрожь в коленях, пошел домой.
Немцы вывели отца из хаты.