— Подходим, — сказал капитан-лейтенант. Корабль замедлил ход. Матросы, словно бесплотные тени, метнулись на нос. Смолкли машины, корабль перестал дрожать, притих, и стало слышно, как плещутся о борт волны. Потом прогрохотала якорная цепь.
На палубу вышел Егорушкин.
— Готовьтесь, — сказал капитан-лейтенант. — Вода как парное молочко.
— Раздевайтесь, — кивнул Мишин. — Пойдете сначала на шлюпке. А там — вплавь. Выходить из моря только по руслу ручья. Ясно, товарищ сержант?
— Ясно, товарищ капитан.
Егорушкин снял пиджак и рубашку, сел на палубу, стал расшнуровывать ботинки.
— А ты чего? — спросил Мишин Лену.
Лена поежилась. Ей было почему-то неловко снимать платье при всех. Она чуть-чуть покусала нижнюю губу и скомандовала звонко:
— Всем отвернуться!
Мишин посмотрел на нее удивленно и отвернулся вместе со всеми.
Лена торопливо сняла платье и осталась в одном купальном костюме и босоножках.
— Можно наконец повернуться? — спросил насмешливо Мишин.
— Можно.
Матросы, увидев Лену, дружно вздохнули.
— Давайте платье и туфли, — сказал Егорушкин.
Лена скинула туфли и вместе с платьем отдала их Егорушкину. Тот всю одежду сунул в непромокаемый мешок, куда был уложен и сухой паек. Не ходить же лесными тропами в одних мокрых трусах или купальнике!
Было неприятно стоять на металлической холодной палубе, и Лена то и дело подымала то одну ногу, то другую, словно цапля.
Тем временем спустили шлюпку. Мишин сказал:
— Желаю успеха.
Лена и Егорушкин спрыгнули в шлюпку. Матросы по команде немолодого мичмана разобрали весла, и операция «Осечка» началась…
Черный берег надвигался. От него пахло морской травой и перегретыми за день соснами. Когда он придвинулся совсем близко, перестали грести. Мичман сказал шепотом:
— В воду. Давай.
Первым перевалился через корму Егорушкин, стараясь не плескаться, хотя у берега шумел легкий накат. Лена подала ему мешок, потом тоже соскользнула в море вперед ногами.
Мичман помахал им рукой, шлюпка стала удаляться и растворилась в ночи.
Вода была действительно теплой как парное молоко. Егорушкин и Лена поплыли бесшумно, как заправские диверсанты. Когда доплыли до берега, Егорушкин сказал шепотом:
— Сидите в море, на урез не выходите — наследим, — он отдал Лене мешок, а сам торопливо побрел по воде, отыскивая русло ручья. Через несколько минут он вернулся.
— Точно высадились. Пошли. Только не следите, а то и уйти не успеем, засекут. Я ведь наших знаю.
Лена побрела по воде вслед за Егорушкиным. Вскоре они дошли до почти совсем пересохшего ручья и свернули в его русло, стараясь ступать в тоненькую струйку бесшумной воды, чтобы она замыла их след. И тотчас наткнулись на плетень, которым предусмотрительные пограничники перегородили ручей.
— Наших не проведешь, — довольно кивнул Егорушкин. — М-да. Давайте-ка я вас переправлю. — Он обхватил Лену за талию, легко оторвал от земли, пронес над высоким плетнем. — В воду ступайте.
Лена шлепнулась на пятки, разбрызгивая струйку, и чуть не упала. Подумала изумленно и уважительно: «Здоровенный какой, во мне шестьдесят килограммов с мешком».
— Ну-ка, помогите, — прошептал Егорушкин. — Плетень бы не сбить. Наших не обманешь!
Лена протянула ему руки с той стороны плетня.
— Стойте крепче, — прошептал Егорушкин, оперся о ее плечи крепкими ладонями и, подпрыгнув, перебросил свое тело через плетень. Одна нога его ступила на песок.
— Черт, — выругался Егорушкин, наклонился, стер след и даже подул на него. — Пошли.
Они двинулись вверх по ручью, по узкой струе воды. Кругом стояли темные притихшие сосны и неодобрительно перешептывались, шурша иглами. Впереди шел Егорушкин, всматриваясь во тьму, Лена дышала ему в затылок. И когда он внезапно остановился, она наткнулась на него.
— Так не ходят, — сказал Егорушкин тихо. — Надо интервал держать.
— Хорошо.
Попробуем перепрыгнуть песчаную полосу. Вот здесь, где поуже.
Лена кивнула. Егорушкин снял с плеча мешок, сунул ей в руки. Легко прыгнул к ближайшей сосне.
— Кидайте.
Лена бросила ему мешок и, когда он подхватил его на лету, прыгнула сама.
— Однако вы ловкая, — сказал Егорушкин.
— Да и вы не промах, — прошептала Лена.
Они прислушались к говору сосен.
— Кстати, как вас зовут? — спросил Егорушкин.
— Агент двадцать два-тридцать три. А вас?
— Тридцать три-двадцать два.
Они засмеялись тихонько.
— А если серьезно?
— В детстве меня звали Леной.